|
Городовой Сапогов Ялтинский городовой Сапогов получил от начальства почетное, полное доверия к уму и такту Сапогова поручение: обойти свой участок и проверить всех евреев -- занимается ли каждый еврей тем ремеслом, которое им самим указано и которое давало такому еврею драгоценное, хрупкое право жить среди чудесной ялтинской природы... Проверять хитрых семитов Сапогову было приказано таким образом: пусть каждый семит сделает тут же, при Сапогове, на его глазах, какую-либо вещь по своей ремесленной специальности и тем докажет, что бдительное начальство не введено им в заблуждение и недостойный обман. -- Ты только держи ухо востро, -- предупредил Сапогова околоточный. -- А то -- так тебя вокруг пальца и обкрутят! -- Жиды-то? Меня-то? Да господи ж. И пошел Сапогов. -- Здравствуйте! -- сказал Сапогов, входя к молодому Абраму Голдину. -- Ты это самое, как говорится: ремесло свое... Сполняешь? -- А почему мне его не исполнять? -- удивился Абрам Голдин. -- Немножко кушаю себе хлеб с маслом. Знаете -- фотография, конечно, такое дело: если его исполнять, то и можно кушать хлеб с маслом. Хе-хе! На здоровьичко... -- Та-ак, -- нерешительно сказал Сапогов, переминаясь с ноги на ногу. -- А ты вот что, брат... Ты докажи! Проверка вам от начальства вышла... -- Сделайте такое одолжение, -- засуетился Абрам Голдин, -- мы сейчас из вас сделаем такую фотографию, что вы сами в себя влюбитесь! Попрошу вас сесть... Вот так. Голову чуть-чуть набок, глаза сделайте, попрошу немножко интеллигентнее... рот можно закрыть! Закройте рот! Не делайте так, будто у вас зубы болят. Нос, если вам безразлично, можно пока рукой не трогать. Потом, когда я кончу, можно его трогать, а пока держите руки на грудях. Прошу теперь не шевелиться: теперь у вас за-ме-ча-тель-но культурный вид! Снимаю!! Готово. Спасибо! Теперь можете делать со своим носом что вам угодно. Сапогов встал, с наслаждением расправил могучие члены и с интересом потянулся к аппарату. -- А ну -- вынимай! -- Что... вынимать?.. -- Что там у тебя вышло? Покажь!.. -- Видите ли... Сейчас же нельзя! Сейчас еще ничего нет. Мне еще нужно пойти в темную комнату проявить негатив. Сапогов погрозил Голдину пальцем и усмехнулся. -- Хе-хе! Старая штука!.. Нет, брат, ты мне покажи сейчас... А этак всякий может. -- Что это вы говорите? -- встревожепно закричал фотограф. -- Как же я вам покажу, когда оно не проявлено! Нужно в темную комнату, которая с красным светом, нужно... -- Да, да... -- кивал головой Сапогов, иронически поглядывая на Голдина. -- Красный свет, конечно... темная комната... Ну, до чего же вы хитрые, жидова! Учитесь вы этому где, что ли... Или так, -- сами по себе? Дай мне, говорит, темную комнату... Ха-ха! Не-ет... Вынимай сейчас! -- Ну, я выну -- так пластинка будет совершенно белая!.. И она сейчас же на свету пропадет!.. Сапогов пришел в восторг. -- И откуда у вас что берется?! И чтой-то за ловкий народ! Темная, говорит, комната... Да-а. Ха-ха! Мало чего ты там сделаешь, в этой комнате... Знаем-с. Вынимай! -- Хорошо, -- вздохнул Голдин и вынул из аппарата белую пластинку. -- Смотрите! Вот она. Сапогов взял пластинку, посмотрел на нее -- и в его груди зажглась страшная, тяжелая, горькая обида. -- Та-ак... Это значит, я такой и есть? Хороший ты фотограф. Понимаем-с! -- Что вы понимаете?! -- испугался Голдин. Городовой сумрачно посмотрел на Голдина... -- А то. Лукавый ты есть человек. Завтра на выезд получишь. В 24 часа. Сапогов стоял в литографической мастерской Давида Шепелевича, и глаза его подозрительно бегали по странным доскам и камням, в беспорядке наваленным во всех углах. -- Бонжур, -- вежливо поздоровался Шепелевич. -- Как ваше здоровьице? -- Да так. Ты ремеслепник будешь? А какой ты ремесленник? -- Литографический. Ярлыки разные делаю, пригласительные билеты... Визитные карточки делаю. -- Вот ты мне это самое и покажи! -- сказал подмигивая Сапогов. -- Сколько угодно! Мы сейчас, ваше благородие, вашу карточку тиснем. Как ваше уважаемое имя? Сапогов? Павел Максимович? Одна минутка! Мы прямо на камне и напишем! -- Ты куда? -- забеспокоился Сапогов. -- Ты при мне, брат, пиши! -- Да при вас же! Вот на камне! Он наклонился над камнем, а Сапогов смотрел через его плечо. -- Ты чего же пишешь? Разве так? -- Это ничего, -- сказал Шепелевич. -- Я на камне пишу сзаду наперед, а на карточке оттиск выйдет правильный. Сапогов засопел и опустил руку на плечо литографа. -- Нет, так не надо. Я не хочу. Ты, брат, без жульничества. Пиши по-русски! -- Так оно и есть по-русски! Только это ж нужно, чтобы задом наперед. Сапогов расхохотался. -- Нужно, да? Нет, брат, не нужно. Пиши правильно! Слева направо! -- Господи! Что вы такое говорите! Да тогда обратный оттиск не получится! -- Пиши, как надо! -- сурово сказал Сапогов. -- Нечего дурака валять. Литограф пожал плечами и наклонился над камнем. Через десять минут Сапогов сосредоточенно вертел в руках визитную карточку и, нахмурив брови, читал: -- Вогопас Чивомискам Левап. На сердце у него было тяжело... -- Так... Это я и есть такой? Вогопас Чивомискам Левап. Понимаем-с. Насмешки строить над начальством -- на это вы горазды! Понимаем-с!! Хороший ремесленник! Отметим-с. Завтра в 24. Когда он уходил, его добродушное лицо осунулось. Горечь незаслуженной обиды запечатлелась. "Вогопас, -- думал, тяжело вздыхая, городовой, -- Чивомискам!" Старый Лейба Буцкус, сидя в уголку сквера, зарабатывал себе средства к жизни тем, что эксплоатировал удивительное изобретение, вызывавшее восторг всех окрестных мальчишек... Это был диковинный аппарат с двумя отверстиями, в одно из которых бросалась монета в пять копеек, а из другого выпадал кусок шоколада в пестрой обертке. Многие мальчишки знали, что такой же шоколад можно было купить в любой лавчонке, без всякого аппарата, но аппарат именно и привлекал их пытливые умы... Сапогов подошел к старому Лейбе и лаконически спросил: -- Эй, ты! Ремесленник... Ты чего делаешь? Старик поднял на городового красные глаза и хладнокровно отвечал: -- Шоколад делаю. -- Как же ты его так делаешь? -- недоверчиво покосился Сапогов на странный аппарат. -- Что значит -- как? Да так. Сюда пятак бросить, а отсюда шоколад вылезает. -- Да ты врешь, -- сказал Сапогов. -- Не может этого быть! -- Почему не может? Может. Сейчас вы увидите. Старик достал из кармана пятак и опустил в отверстие. Когда из другого отверстия выскочил кусок шоколада, Сапогов перегнулся от смеха и, восхищенный, воскликнул: -- Да как же это? Ах ты, господи. Ай да старикан. Как же это оно так случается? Его изумленный взор был прикован к аппарату. -- Машина, -- пожал плечами апатичный старик. -- Разве вы не видите? -- Машина-то -- машина, -- возразил Сапогов. -- Да как оно так выходит? Ведь пятак-то медный, твердый, а шоколад сладкий, мягкий... как же оно так из твердого пятака может такая скусная вещь выйти? Старик внимательно посмотрел своими красными глазами на Сапогова и медленно опустил веки. -- Электричество и кислота. Кислота размягчает, электричество перерабатывает, а пружина выбрасывает. -- Ну-ну, -- покрутил головой Сапогов. -- Выдумают же люди. Ты работай, старик. Это здорово. -- Да я и работаю! -- сказал старик. -- И работай. Это, братец, штука! Не всякому дано. Прощевайте! И то, что сделал немедленно после этого слова Сапогов, могло быть объяснено только изумлением его и преклонением перед тайнами природы и глубиной человеческой мысли: он дружеским жестом протянул старому шоколадному фабриканту руку. На другой день Шепелевич и Голдин со своими домочадцами уезжали на первом отходящем из Ялты пароходе. Сапогов по обязанностям службы пришел проводить их. -- Я на вас сердца не имею, -- добродушно кивая им головой, сказал он. -- Есть жид правильный, который без обману, и есть другой сорт -- жульнический. Ежели ты, действительно, работаешь: шоколадом или чем там -- я тебя не трону! Нет. Но ежели -- Вогопас Чивомискам Левап -- это зачем же? |
Гордость нации 
