мистифицируем этого жалкого парнишку, она возмутится, назовет нас жестокими, бессердечными, пристыдит нас, укажет на то, что мы зря издеваемся над Божьим творением, что у этого "творения" тоже есть живая страдающая душа - и прочее, и прочее. Одним словом, сорвет всю нашу игру. Вы об этом не подумали?
-Тогда можно Яблоньке вообще ничего не говорить... Представим его как нового Шиллера, Пушкина и Байрона, вместе взятых, и что мы, дескать, хотим почтить это гигантское дарование!!
Новакович покачал головой.
-Значит, вы предлагаете попросту обмануть нашу Яблоньку?
-Да чего ты заныл преждевременно?- вскипел Мотылек.- Сегодня Яблоньке ничего не скажем, я завтра явимся все к ней, падем на колени, поцелуем край ее платья да и покаемся. Кто открыл Яблоньку? Ты, что ли? Я ее открыл! Значит, я за все отвечаю!
Комната была уже прибрана и приняла чрезвычайно свежий вид: посередине на ковре, покрытом шкурой белого медведя, стояло кресло, в свою очередь покрытое великолепной персидской шалью; по бокам кресла - две развесистые пальмы в кадках, задрапированных одеялами. В стороне - маленький столик, на столике красная шелковая подушка, а на ней - сверкающая разноцветными камушками чудесная корона, которая под искусными пальцами волшебника Мецената превратилась в подлинное художественное произведение. В стороне стол - с цветами и фруктами.
Мотылек ходил вокруг, любовно осматривая все эти вещи, и только крякал от удовольствия. Все поработали сегодня достаточно - даже Кузя внес свою лепту в общие труды: разбил фарфоровую вазу для цветов.
Когда Анна Матвеевна выплыла с заказанным шампанским и бокалами,- она остановилась посреди комнаты совершенно остолбенелая...
-Это чего такого вы тут настроили?
-Красиво, бабуся?- с гордостью спросил Кузя.- Видите, как я тут все прибрал?!
-Да что это вы... женить кого собрались, что ли? Что за праздничек придумали?
-О, благодетельная Кальвия,- выскочил вперед Мотылек.- Все это для вас! Мы пронюхали, что ровно сорок лет назад вы погасили огонь Весты; уронили пылающий факел девственности и, упав в объятия супруга, перешли на брачное положение. Этот угрюмый факт мы и решили отметить!
-И кто тебе, лешему, такой язык привесил?!- сердито сказала Анна Матвеевна.- Ты бы лучше в церковь ходил да Богу молился!
-Нет, уж вы его не заставляйте Богу молиться,- вступился Кузя.- А то он лоб разобьет - кто будет чинить церковные плиты? Вы, что ли?
За дверью свежий звучный голос произнес:
-Разбойнички!.. А здесь Яблонька! Впустите!..
Глава 12.
Коронование
Рев восторга приветствовал гостью. Гибкая, золотистая, в платье персикового цвета, с обнаженными руками и открытой шеей - будто кусочки белого мрамора мелькнули перед глазами восхищенных клевретов,- она была обворожительна в своей не искушенной кокетством юности.
От пышных волос, окружавших прекрасное лицо золотым сиянием, до маленьких ножек, обутых в серебристые туфельки,- она вся теплилась, как радостная пасхальная свечка.
-Яблонька,- восхищенно воскликнул Меценат.- Если я ослепну от вашей красоты, как старый Велизарий, будете ли вы водить меня за руку, как тот мальчик, который питал Велизария?
Новакович вздохнул и мрачно ответил за Яблоньку:
-Не такой она человек, чтобы водить за руку. Она за нос водит...
Яблонька в это время здоровалась с Анной Матвеевной, и поэтому горькая тирада Новаковича не достигла ее ушей.
-Голубка ты моя белая,- обратилась в ней нянька.- Хучь ты объясни мне: чего это тут затевается?! От них нешто добьешься толку?! Такое мне объяснили, что тебе, девушке, и слушать неподобно!
-А вы думаете, нянечка, я знаю? Прилетает ко мне Новакович, сует в руку две груши и наказывает, чтоб обязательно я сегодня пришла в самом парадном виде! Спрашиваю -
