|
Володька
Завтракая у одного приятеля, я обратил внимание на мальчишку лет одиннадцати, прислонившегося у притолоки с самым беззаботным видом и следившего за нашей беседой не только оживленными глазами, но и обоими на диво оттопыренными ушами.
-- Что это за фрукт? -- осведомился я.
-- Это? Это мой камердинер, секретарь, конфидент и наперсник. Имя ему Володька. Ты чего тут торчишь?
-- Да я уже все поделал.
-- Ну, черт с тобой. Стой себе. Да, так на чем я остановился?
-- Вы остановились на том, что между здешним курсом валюты и константинопольским -- ощутительная разница, -- подсказал Володька, почесывая одной босой ногой другую.
-- Послушай! Когда ты перестанешь ввязываться в чужие разговоры?!
Володька вздернул кверху и без того вздернутый, усыпанный крупными веснушками нос и мечтательно отвечал:
-- Каркнул ворон -- "Никогда!"
-- Ого! -- рассмеялся я. -- Мы даже Эдгара По знаем... А ну дальше.
Володька задумчиво взглянул на меня и продолжал:
Адский дух или тварь земная, произнес я, замирая, --
Ты -- пророк! И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор
Занесли тебя, крылатый, в дом мой, Ужасом объятый,
В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор,
Говорит: пройдет ли рана, что нанес его топор?
Каркнул Ворон "Never more".
-- Оч-чень хорошо, -- подзадорил я. -- А дальше?
-- Дальше? -- удивился Володька. -- Да дальше ничего нет.
-- Как нет? А это:
Если так, то вон, Нечистый!
В царство ночи вновь умчись ты!
-- Это вы мне говорите? -- деловито спросил Володька. -- Чтоб я ушел?
-- Зачем тебе. Это дальше По говорил ворону.
-- Дальше ничего нет, -- упрямо повторил Володька.
-- Он у меня и историю знает, -- сказал с своеобразной гордостью приятель.
-- Ахни-ка, Володька!
Володька был мальчик покладистый. Не заставляя упрашивать, он поднял кверху носишко и сказал:
-- ...Способствовал тому, что мало-помалу она стала ученицей Монтескье, Вольтера и энциклопедистов. Рождение великого князя Павла Петровича имело большое значение для всего двора...
-- Постой, постой?! Почему ты с середки начинаешь. Что значит "способствовал?" Кто способствовал?
-- Я не знаю кто. Там выше ничего нет.
-- Какой странный мальчик, -- удивился я. -- Еще какие-нибудь науки знаешь?
-- Знаю. Гипертрофия правого желудочка развивается при ненормально повышенных сопротивлениях в малом кругу кровообращения: при эмфиземе, при сморщивающих плеврите и пневмонии, при ателектазе, при кифосколиозе...
-- Черт знает что такое! -- даже закачался я на стуле, ошеломленный.
-- Н-да-с, -- усмехнулся мой приятель, -- но эта материя суховатая. Ахни, Володька, что-нибудь из Шелли:
-- Это которое на обороте "Восточные облака"?
-- Во-во.
И Володька начал, ритмично покачиваясь:
Нам были так сладко желанны они,
Мы ждали еще, о, еще упоенья
В минувшие дни.
Нам грустно, нам больно, когда вспоминаем
Минувшие дни.
И как мы над трупом ребенка рыдаем,
И муке сказать не умеем: "Усни".
Так в скорбную мы красоту обращаем --
Минувшие.
Я не мог выдержать больше. Я вскочил.
-- Черт вас подери -- почему вы меня дурачите этим вундеркиндом. В чем дело, объясните просто и честно?!
-- В чем дело? -- хладнокровно усмехнулся приятель. -- Дело в той рыбке, в той скумбрии, от которой вы оставили хвост и голову. Не правда ли, вкусная рыбка? А дело простое. Оберточной бумаги сейчас нет, и рыбник скупает у букиниста старые книги, учебники -- издания иногда огромной ценности. И букинист отдает, потому что на завертку платят дороже. И каждый день Володька приносит мне рыбу или в обрывке Шелли, или в "Истории государства Российского", или в листке атласа клинических методов исследования. А память у него здоровая... Так и пополняет Володька свои скудные познания. Володька! Что сегодня было?
Но Кочубей богат и горд
Не златом, данью крымских орд,
Не родовыми хуторами. Прекрасной дочерью своей
Гордится старый Кочубей!..
И то сказать...
Дальше оторвано.
-- Так-с. Это значит Пушкин пошел в оборот.
У меня больно-пребольно сжалось сердце, а приятель, беззаботно хохоча, хлопал Володьку по плечу и говорил:
-- А знаешь, Володиссимус, скумбрия в "Докторе Паскале" Золя была гораздо нежнее, чем в пушкинской "Полтаве"!
-- То не в Золя была, -- деловито возразил Володька. -- То была скумбрия в этом, где артерия сосудистого сплетения мозга отходит вслед за предыдущей. Самая замечательная рыба попалась!
Никто тогда этому не удивился: ни приятель мой, ни я, ни Володька...
Может быть, удивлен будет читатель?
Его дело.
|
