Володька Завтракая у одного приятеля, я обратил внимание на мальчишку лет одиннадцати, прислонившегося у притолоки с самым беззаботным видом и следившего за нашей беседой не только оживленными глазами, но и обоими на диво оттопыренными ушами. -- Что это за фрукт? -- осведомился я. -- Это? Это мой камердинер, секретарь, конфидент и наперсник. Имя ему Володька. Ты чего тут торчишь? -- Да я уже все поделал. -- Ну, черт с тобой. Стой себе. Да, так на чем я остановился? -- Вы остановились на том, что между здешним курсом валюты и константинопольским -- ощутительная разница, -- подсказал Володька, почесывая одной босой ногой другую. -- Послушай! Когда ты перестанешь ввязываться в чужие разговоры?! Володька вздернул кверху и без того вздернутый, усыпанный крупными веснушками нос и мечтательно отвечал: -- Каркнул ворон -- "Никогда!" -- Ого! -- рассмеялся я. -- Мы даже Эдгара По знаем... А ну дальше. Володька задумчиво взглянул на меня и продолжал: Адский дух или тварь земная, произнес я, замирая, -- Ты -- пророк! И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор Занесли тебя, крылатый, в дом мой, Ужасом объятый, В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор, Говорит: пройдет ли рана, что нанес его топор? Каркнул Ворон "Never more". -- Оч-чень хорошо, -- подзадорил я. -- А дальше? -- Дальше? -- удивился Володька. -- Да дальше ничего нет. -- Как нет? А это: Если так, то вон, Нечистый! В царство ночи вновь умчись ты! -- Это вы мне говорите? -- деловито спросил Володька. -- Чтоб я ушел? -- Зачем тебе. Это дальше По говорил ворону. -- Дальше ничего нет, -- упрямо повторил Володька. -- Он у меня и историю знает, -- сказал с своеобразной гордостью приятель. -- Ахни-ка, Володька! Володька был мальчик покладистый. Не заставляя упрашивать, он поднял кверху носишко и сказал: -- ...Способствовал тому, что мало-помалу она стала ученицей Монтескье, Вольтера и энциклопедистов. Рождение великого князя Павла Петровича имело большое значение для всего двора... -- Постой, постой?! Почему ты с середки начинаешь. Что значит "способствовал?" Кто способствовал? -- Я не знаю кто. Там выше ничего нет. -- Какой странный мальчик, -- удивился я. -- Еще какие-нибудь науки знаешь? -- Знаю. Гипертрофия правого желудочка развивается при ненормально повышенных сопротивлениях в малом кругу кровообращения: при эмфиземе, при сморщивающих плеврите и пневмонии, при ателектазе, при кифосколиозе... -- Черт знает что такое! -- даже закачался я на стуле, ошеломленный. -- Н-да-с, -- усмехнулся мой приятель, -- но эта материя суховатая. Ахни, Володька, что-нибудь из Шелли: -- Это которое на обороте "Восточные облака"? -- Во-во. И Володька начал, ритмично покачиваясь: Нам были так сладко желанны они, Мы ждали еще, о, еще упоенья В минувшие дни. Нам грустно, нам больно, когда вспоминаем Минувшие дни. И как мы над трупом ребенка рыдаем, И муке сказать не умеем: "Усни". Так в скорбную мы красоту обращаем -- Минувшие. Я не мог выдержать больше. Я вскочил. -- Черт вас подери -- почему вы меня дурачите этим вундеркиндом. В чем дело, объясните просто и честно?! -- В чем дело? -- хладнокровно усмехнулся приятель. -- Дело в той рыбке, в той скумбрии, от которой вы оставили хвост и голову. Не правда ли, вкусная рыбка? А дело простое. Оберточной бумаги сейчас нет, и рыбник скупает у букиниста старые книги, учебники -- издания иногда огромной ценности. И букинист отдает, потому что на завертку платят дороже. И каждый день Володька приносит мне рыбу или в обрывке Шелли, или в "Истории государства Российского", или в листке атласа клинических методов исследования. А память у него здоровая... Так и пополняет Володька свои скудные познания. Володька! Что сегодня было? Но Кочубей богат и горд Не златом, данью крымских орд, Не родовыми хуторами. Прекрасной дочерью своей Гордится старый Кочубей!.. И то сказать... Дальше оторвано. -- Так-с. Это значит Пушкин пошел в оборот. У меня больно-пребольно сжалось сердце, а приятель, беззаботно хохоча, хлопал Володьку по плечу и говорил: -- А знаешь, Володиссимус, скумбрия в "Докторе Паскале" Золя была гораздо нежнее, чем в пушкинской "Полтаве"! -- То не в Золя была, -- деловито возразил Володька. -- То была скумбрия в этом, где артерия сосудистого сплетения мозга отходит вслед за предыдущей. Самая замечательная рыба попалась! Никто тогда этому не удивился: ни приятель мой, ни я, ни Володька... Может быть, удивлен будет читатель? Его дело.
|