произведения, Они о революции, 8 страница

    Косьма Медичис
       
       Бродя по Большой Морской, остановился я у витрины маленького «художественно-комиссионного» магазина и, вглядевшись в выставленные на витрине вещи, сразу же обнаружил в этих ищущих своего покупателя сокровищах разительное сходство с сокровищами в знаменитой гостиной Плюшкина.
       Я даже не погрешу против правды, если просто выпишу это место из «Мертвых душ».
       «…Стоял сломанный стул и рядом с ним часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил паутину. Тут же лежала куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха (тут, на витрине было полдюжины таких лимонов в банке из-под варенья), отломленная ручка кресел, кусочек сургуча, кусочек тряпки, два пера, запачканные чернилами, зубочистка, совершенно пожелтевшая, — а из всей этой кучи заметно высовывался отломленный кусок деревянной лопаты и старая подошва сапога».
       Это, если вы помните, было у Плюшкина. Буквально то же самое красовалось на витрине, но с прибавкой небольшого крайне яркого плаката, стоявшего на самом выгодном месте, посредине…
       Плакатик изображал разноцветного господина, держащего в одной руке сверкающую резиновую калошу, а пальцем другой указывающего на клеймо фирмы на подошве: «Проводник».
       Меня очень рассмешила эта ироническая улыбка нашего быта: резиновых калош нельзя достать ни за какие деньги, а хозяин магазина упорно продолжает их рекламировать.
       Так как хозяин стоял тут же, у дверей своей сокровищницы, я спросил его:
       — Зачем вы рекламируете калоши «Проводник»?
       — Где? — удивился он. — Это? Помилуйте. Да это картина. Мы это продаем.
       — Как продаете? Да кому ж это нужно…
       — Покупают. Повесишь в комнате на стенке, очень даже украшает. Видите, какие краски!
       В торгашеском азарте он снял с витрины господина, указывающего перстом на сверкающую калошу, и преподнес это произведение к самому моему носу.
       — Вот она, картинка-то. Купите, господин.
       Я вспомнил свою петербургскую квартиру, украшенную Репиным, Добужинским, Билибиным, Реми, Александром Бенуа — и рассмеялся.
       — А в самом деле, не купить ли?
       Раз наступает такая дикариная жизнь, что скоро будем ходить голыми, то для украшения наших вигвамов хорош будет и юркий господин, сующий под нос обаятельно сверкающую калошу.
       В этот момент к нам приблизился незнакомец в темно-зеленом пиджаке в обтяжку и соломенной шляпе-канотье…
       Он на секунду застыл в немом восхищении перед господином с калошей, снял шляпу, самоуверенно обмахнулся ею и спросил:
       — Что ж вы мне прошлый раз, когда я покупал картины, не показывали этой штуки? Занятно!
       — Купите! Замечательная вещь, — захлопотал хозяин, почуяв настоящего покупателя. — Настоящая олеография! Это не то что масляные краски… Те — пожухнут и почернеют… А это — тряпкой с мылом мойте — сам черт не возьмет!
       — Цена? — уронил покровитель искусства, прищурившись с видом покойного Третьякова, покупающего уники для своей галереи…
       — Четыре тысячи.
       — Ого! И трех предовольно будет. Достаточно, что вы прошлый раз содрали с меня за женскую головку «Дюбек лимонный» — шесть тысяч.
       — Та ж больше. И потом на картон наклеена — возьмите это во внимание!
       — Ну, заверните. А фигур нет?
       — То есть скульптуры? Очень есть одна стоящая вещь: Диана с луком.
       — Садит, что ли?
       — Чего?
       — Лук-то.
       — Никак нет. Стреляет. Замечательный предмет (хозяин сделал ударение на первом слоге) — настоящий неподдельный гипс! Вещь — алебастровая!..
       Когда меценат, закупив часть живописных и скульптурных сокровищ — довольный собой, удалился, я сделал серьезное лицо и спросил:
       — Скажите, фамилия этого нового покровителя искусств — не Косьма Медичис?
       — Никак нет, совсем напротив: Степан Картохин. Они тут у портного в мастерах служат и огромадные деньги нынче вырабатывают: до восьмисот тысяч в месяц! Известно, девать некуда — вот они в валюту все перегоняют — вещи покупают. И опять же, искусство любят.
       И почувствовал я, что все мы, прежние, до ужаса устарели со всеми нашими Сомовыми, Добужинскими, Репиными, Обри, Бердслеями, Ропсами, Билибиными и Александрами Бенуа.
       Шире дорогу! Новый Любим Торцов идет!
       Бумажки бьют из его карманов двумя фонтанами, и в одной руке у него сверкает всеми цветами радуги «Дюбек лимонный», в другой — «Покупайте калоши «Проводник»!
       
       Ars longa, vita brevis!