|
-Почему?
-Я снимал комнату у сестры того человека, который хотел в меня стрелять...
-Ну?
-И я не могу теперь к ней показаться...
-Вот глупости! Какое ей, в сущности, дело. Муж живет здесь, сестра его в другом месте... Вы просто ее жилец...
-Да, "просто жилец"! Если она узнает от брата, что я ей изменил, она...
Раздался такой взрыв смеха, что даже мрачный Клинков повеселел.
-Вам смешно, а мне, ейБогу, пока некуда деваться...
В его тоне было столько добродушной беспомощности, что подходцевское сердце растаяло.
-Э, чего там, право. Не вешайте носа. Есть у меня две кровати и диван. Ум хорошо, два лучше, три совсем великолепно, а так как вазой оплачивается целый будущий месяц, то... не будем омрачать наших горизонтов! Вот вам. Клинков, одеяло, подсаживайтесь к столу, вы, Громов, выньте изза окна две новых бутылочки, а я, господа, поднимаю этот стакан за людей, которые не вешают носа!
-За что же его вешать,- сказал Клинков, закутываясь в одеяло.- Это было бы жестоко. Мой нос, во всяком случае, этого не заслуживает.
Три стакана наполнились красной влагой, и эта влага была первым цементом, который так крепко спаял трех столь не похожих друг на друга людей.
Разные пути их вдруг причудливо скрестились, и эти три реки - одна тихая, меланхолическая (Громов), другая быстрая, прямая (Подходцев), а третья капризная, непостоянная (Клинков) - слились воедино и потекли отныне по одному руслу...
После третьего стакана было много хохота и возни (Подходцев в лицах представлял первое появление Клинкова), а после четвертого стакана Громов довольно искусно изобразил, как точильщик точит ножи, что навело Клинкова на мысль рассказать не совсем приличный анекдот.
И только ложась спать, все трое с некоторым удивлением отметили, что они как будто созданы друг для друга.
Вот так они и встретились - причудливо, неожиданно и не совсем обычно, с общепринятой точки зрения. Но такова и жизнь - причудливая, полная необычайностей и неожиданностей...
Глава 5.
Издательское предприятие
Большая пустынная комната, только по окраинам обставленная коекакой мебелью, дремлет в сумерках. На одной из кроватей еле виден силуэт крепко спящего человека. То, что он крепко спит, чувствуется по его ровному дыханию и неподвижной позе.
И если бы к нему наклониться ближе, можно было бы увидеть, что во сне он улыбается. Так спать может только человек с чистой совестью.
Это Подходцев.
Его неразлучные товарищи по комнате в совместной жизни - Клинков и Громов - должны быть недалеко, потому что эта троица почти никогда не расстается...
Действительно, не успели еще сумерки сгуститься в темный весенний вечер, как на лестнице раздались два голоса - бархатный баритон Клинкова и звенящий тенор Громова:
-А я тебе говорю, что эта девушка все время смотрела на меня!
-Это ничего не доказывает! В паноптикумах публика больше всего рассматривает не красавицу Клеопатру со змеей, а душительницу детей Марианну Скублинскую!
Не найдя на это ответа, грузный Клинков сердито запыхтел и первым вошел в общую комнату, захлопнув дверь перед самым носом Громова.
-Пусти!- прозвенел Громов, налетая плечом на дверь.
-Проси прощенья,- прогудел голос Клинкова изнутри.
-Ну ладно. Прости, что я тебя назвал идиотом.
-Постой, да ведь ты меня не называл идиотом?
-Я подумал, но это все равно. Пусти! Если не пустишь, встану завтра пораньше и зашью рукава в твоем пиджаке.
-Ну, иди, черт... С тебя станется.
Громов вошел, и тут же оба издали удивленное восклицание:
-Чего это он тут набросал на полу?
-Какието бумажки. Может быть, старые письма его возлюбленных...
-Или счета от несчастного портного...
-Или повестки от мирового...
Клинков поднял одну скомканную бумажку, расправил ее и вскрикнул:
-Господи
|
