Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Рассказы 1914 » Аркадий Аверченко, Рассазы, страница 50

Аркадий Аверченко, Рассазы, страница 50

— Что за черт?

    — Не смейте касаться того, что для меня «святая святых», — испуганно закричал я. — Зачем вы вынимаете карточку?

    — Странно… — не обращая на меня внимания, прошептал гость. — Очень странно.

    — Что такое?!!

    — Вот что здесь написано: «Пелагея Косых, по прозвищу Татарка. Родилась в 1880 году. В 1898 году за воровство присуждена к месяцу тюрьмы. В 1899 году занялась хипесничеством. Рост средний, глаза синие, за правым ухом — родинка».

    — Что такое — хипесничество? — спросила какая-то гостья.

    — Хипесничество? — промямлил я. — Это такое… вроде телефонистки.

    — Нет, — сказал один старик. — Это заманивание мужчины женщиной в свою квартиру и ограбление его с помощью своего любовника-сутенера.

    — Хорошая первая любовь! — иронически заметила дама.

    — Это недоразумение, — засмеялся я. — Позвольте карточку… Ну, конечно! Вы не ту вынули. Нужно эту — видите, полная блондинка. Первая моя благоуханная любовь.

    «Благоуханную любовь» извлекли из альбома, и сентиментальный господин прочел:

    — «Катерина Арсеньева (прозв. Беленькая) род. в 1882 году. 1899 — 1903 занималась проституц., с 1903 г. — магазинная воровка (мануфактурн. товар)».

III

    Гости пожимали плечами, а некоторые (самые нахальные) осмелились даже хихикать.

    — Интересно, — сказал старик, — что написано на обороте карточки вашего отца?

    — Воображаю, — отозвалась дама.

    — Не смейте оскорблять этого святого человека! — крикнул я. — Он выше всяких подозрений. Это светлая, сияющая добротой и любовью душа!

    Я вынул отца из альбома и благоговейно поднес карточку к губам.

    Целуя ее в припадке сыновней любви, я потихоньку взглянул на обратную сторону и прочел:

    — «Иван Долбин. Род. 1862 г. 1880 — мелкие кражи, 1882 — кража со взломом (1 г. тюрьмы), 1885 — убийство семьи Петровых — каторга (12 л.), 1890 — побег. Разыскивается. Особые приметы: густой голос, на правую ногу прихрамывает. Указательный палец левой руки искалечен в драке».

    За столом, где лежал альбом, послышался смех и потом восклицания — насмешливые, негодующие.

    Я отшвырнул портрет отца и бросился к альбому… Несколько карточек уже было вынуто, и я, смущенный, растерянный, без труда узнал, что моя бедная матушка сидела в тюрьме за вытравление плода у нескольких девушек, а любимые братья, эти изящные красавцы, судились в 1901 году за шулерство и подделку банковских переводов.

    Дядя был самый нравственный член нашей семьи: он занимался только поджогами с целью получения премии, да и то поджигал собственные дома. Он мог бы быть нашей семейной гордостью!

    — Эй, вы! Хозяин! — крикнул мне гость, старик. — Говорите правду: где вы взяли альбом? Я утверждаю, что этот старый альбом принадлежал когда-то сыскному отделению по розыску преступников.

    Я подбоченился и сказал с грубым смехом:

    — Да-с! Купил я его сегодня за два рубля у букиниста. Купил для вас же, для вашего развлечения, проклятые вы, нудные человечишки, глупые мучные черви, таскающиеся по знакомым, вместо того чтобы сидеть дома и делать какую-нибудь работу. Для вас я купил этот альбом: нате, ешьте, рассматривайте эти глупые портреты, если вы не можете связно выражать человеческие мысли и поддерживать умный разговор. Ты там