на три...
Стоит ли? А вдруг придет хозяин и даст по шеям.
Так и живут. Зайдет этакий в квартиру, наследит сапогами, плюнет, бросит окурок, размажет для собственного развлечения на стене клопа и пойдет по своим делам: расстреливать контрреволюционера и пить спирт-сырец.
Неприютно живет, по-собачьему.
Таков новый хозяин новой России.
Хлебушко
У главного подъезда монументального здания было большое скопление карет и автомобилей.
Мордастый швейцар то и дело покрикивал на нерасторопных кучеров и тут же низкими поклонами приветствовал господ во фраках и шитых золотом мундирах, солидно выходящих из экипажей и автомобилей.
Худая деревенская баба в штопаных лаптях и белом платке, низко надвинутом на загорелый лоб, робко подошла к швейцару.
Переложила из одной руки в другую узелок и поклонилась в пояс...
-- Тебе чего, убогая?
-- Скажи-ка мне, кормилец, что это за господа такие?
-- Междусоюзная конференция дружественных держав по вопросам мировой политики!
-- Вишь ты,-- вздохнула баба в стоптанных лапотках.-- Сподобилась видеть.
-- А ты кто будешь? -- небрежно спросил швейцар.
-- Россия я, благодетель, Россеюшка. Мне бы тут за колонкой постоять да хоть одним глазком поглядеть: каки-таки бывают конференции. Может, и на меня, сироту, кто-нибудь глазком зиркнет да обратит свое такое внимание.
Швейцар подумал и хотя был иностранец, но тут же сказал целую строку из Некрасова:
-- "Наш не любит оборванной черни"16... А впрочем, стой -- мне что.
По лестнице всходили разные: и толстые, и тонкие, и ощипанные, во фраках, и дородные, в сверкающих золотом сюртуках с орденами и лентами.
Деревенская баба всем низко кланялась и смотрела на всех с робким испугом и тоской ожидания в слезящихся глазах.
Одному -- расшитому золотом с ног до головы и обвешанному целой тучей орденов -- она поклонилась ниже других.
-- Вишь ты,-- тихо заметила она швейцару.-- Это, верно, самый главный!
-- Какое! -- пренебрежительно махнул рукой швейцар.-- Внимания не стоит. Румын.
-- А какой важный. Помню, было время, когда у меня под окошком на скрипочке пиликал, а теперь -- ишь ты! И где это он так в орденах вывалялся?..
И снова на лице ее застыло вековечное выражение тоски и терпеливого ожидания...
Даже зависти не было в этом робком сердце.
* * *
Английский дипломат встал из-за зеленого стола, чтобы размяться, подошел к своему коллеге-французу и спросил его:
-- Вы не знаете, что это там за оборванная баба около швейцара в вестибюле стоит?
-- Разве не узнали? Россия это.
-- Ох, уж эти мне бедные родственники! И чего ходит, спрашивается? Сказано ведь: будет время -- разберем и ее дело. Стоит с узелком в руке и всем кланяется... По-моему, это шокинг.
-- Да... Воображаю, что у нее там в узле... Наверное, полкаравая деревенского хлеба, и больше ничего.
-- Как вы говорите?.. хлеб? Да. А что ж еще?
- Вы... уверены, что там у нее хлеб?
-- Я думаю.
-- Гм... да. А впрочем, надо бы с ней поговорить, расспросить
