его широкого плеча:
-- Вы, вероятно, мсье, турок? По-моему,-- одна из лучших наций в мире!
-- Нет, не турок.
-- А кто же, осмелюсь спросить?
-- Да так, вообще, приезжий. Да вам, собственно, зачем?
-- Чрезвычайно интересно узнать.
-- Русский я!!
Когда в тихий дремлющий летний день вдруг откуда-то сорвется и налетит порыв ветра, как испуганно и озабоченно закачаются, зашелестят верхушки деревьев, как беспокойно завозятся и защебечут примолкшие от зноя птицы, какой тревожной рябью вдруг подернется зеркально-уснувший пруд!
Вот так же закачались и озабоченно, удивленно защебетали венгерские, французские, японские головы; так же доселе гладкие зеркально-спокойные лица подернулись рябью тысячи самых различных взаимно борющихся между собою ощущений.
-- Русский? Да что вы говорите? Настоящий?
-- Детки! Альфред, Мадлена! Вы хотели видеть настоящего русского -- смотрите скорее! Вот он, видите, сидит
-- Бедняга!
-- Бедняга-то бедняга, да я давеча, когда расплачивался, бумажник два раза вынимал. Переложил в карманы брюк, что ли?
-- Смотрите, вон русский сидит.
-- Где, где?! Слушайте, а он бомбу в нас не бросит?
-- Может, он голодный, господа, а вы на него вызверились. Как вы думаете, удобно ему предложить денег?
-- Немца бы от него подальше убрать. А то немцы больно уж ему насолили... как бы он его не тово!
Француз сочувственно, йо с легким оттенком страха жал ему руку, японец ласково с тайным соболезнованием в узких глазках гладил его по плечу, кое-кто предлагал сигару, кое-кто плотней застегнулся. Заботливая мать, захватив за руки плачущего Альфреда и Мадлену, пыхтя, как буксирный пароход, утащила их домой.
-- Очень вас большевики мучили? -- спросил добрый японец.
-- Скажите, а правда, что в Москве собак и крыс ели?
-- Объясните, почему русский народ свергнул Николая и выбрал Ленина и Троцкого? Разве они были лучше?
-- А что такое взятка? Напиток такой или танец?
-- Правда ли, что у вас сейфы вскрывали? Или, я думаю, это одна из тысячи небылиц, распространенных врагами России... А правда, что, если русскому рабочему запеть "Интернационал",-- он сейчас же начинает вешать на фонаре прохожего человека в крахмальной рубашке и очках?
-- А правда, что некоторые русские покупали фунт сахару за пятьдесят рублей, а продавали за тысячу?
-- Скажите, совнарком и совнархоз опасные болезни? Правда ли, что разбойнику Разину поставили на главной площади памятник?
-- А вот, я слышал, что буржуазные классы имеют тайную ужасную привычку, поймав рабочего, прокусывать ему артерию и пить теплую кровь, пока...
-- Горит!! -- крикнул вдруг русский, шваркнув полупудовым кулаком по столу.
-- Что горит? Где? Боже мой... А мы-то сидим...
-- Душа у меня горит! Вина!! Эй, кельнер, камерьере, шестерка -- как тебя там?! Волоки вина побольше! Всех угощаю!! Поймете ли вы тоску души моей?! Сумеете ли заглянуть в бездну хаотической первозданной души славянской. Всем давай бокалы. Эх-ма! "Умру, похоро-о-нят, как не жил на свете"26...
Сгущались темно-синие сумерки.
