О своих первых шагах на сцене я рассказывал в другом месте. Но мои последующие шаги должны быть (я так полагаю) также интересны для читателя. Вот один из таких шагов.
* * * Я уже три недели, как играю на сцене. Вид у меня импозантный, важный, и на всех не играющих на сцене - я смотрю с высоты своего величия. Сидел я однажды с актерами в винном погребке за бутылкой вина и шашлыком и поучал своих старших товарищей, как нужно толковать роль Хлестакова, не смущаясь тем, что задолго до меня мой коллега Гоголь гораздо тщательнее и тоньше объяснил актерам эту роль. Худощавый молодой господин с белыми волосами и истощенным вечной насмешкой лицом подошел к нам и принялся дружески пожимать руки актерам: - Здравствуйте, Гаррики! Нас познакомили. - Вы тоже актер? - снисходительно спросил я. - Что вы! - возразил он, оскаливая зубы. - Как это вы можете по первому впечатлению так дурно судить о человеке?! Я не актер, но в вашем деле кое-что понимаю. Вы давно на сцене? Я погладил свои бритые щеки. - Порядочно. Завтра будет 3 недели! - Ого! Значит, через восемь дней можно уже и юбилей праздновать. Хе хе... Воображаю, как вы волнуетесь на сцене! - Кто - я? Ни капельки. - Ну да, знаем мы! Конечно, если роль вызубрили да под суфлера идете, да окружены опытными товарищами - тогда ничего. А представьте себе - на сцене какая нибудь неожиданность, что-нибудь такое, что не предусмотрено ни автором, ни режиссером - воображаю вашу растерянную физиономию и трясущиеся колени... - Ну, - усмехнулся я. - Меня не легко смутить. - На сцене-то? Да бывают такие случаи, когда и Варламова с Давыдовым можно, что называется, угробить! - Меня не угробите. - Люблю скромных молодых людей, - вскричал он. Потом задумался, искоса на меня поглядывая. У меня было такое впечатление, что я действую ему на нервы... - Что у вас идет завтра в театре? - "Колесо жизни" Рахимова. Сам автор обещал завтра придти посмотеть, как я играю Чешихина? - Ах, вы играете Чешихина? И вы говорите, что вас невозможно на сцене смутить, сбить с толку? - Да. По моему, это гнилая задача. Он зловеще улыбнулся. Протянул костлявую руку. - Хотите заклад? На 6 бутылок кахетинскаго, на 6 шашлыков. - Не хочу. - Почему?! - Мало. По десяти того и другого, плюс кофе с бенедиктином. - Молодой человек! Вы или далеко пойдете, или... плохо кончите. Согласен! Таким образом состоялось это странное пари.
* * * Шел второй акт "Колеса жизни". У меня только что кончилась бурная сцена с любимой девушкой, которая заявила мне, что любит не меня, а другого. - Кто этот другой? - спросил я крайне мрачно. - Это вас не касается, - гордо ответила она, выходя за двери. Свою роль я хорошо знал. После ухода любимой девушки я должен схватиться за голову, поскрежетать зубами, уткнуться головой в диванную подушку, а потом вынуть из кармана револьвер и приставить к виску. В этот момент хозяйка дома, которая тайно любит меня, а я ее не люблю - выбегает, хватает меня за руку и рыдая на моей груди, признается в своем чувстве... Такия пьесы, скажу по секрету, играть не трудно, а еще легче - писать. Я уже схватился за голову, уже по авторскому замыслу поскрежетал зубами и только что подскочил к дивану, "уткнуться головой в подушку" - как боковая дверь распахнулась и худой молодец с белыми волосами - тот самый, который взял подряд как бы то ни было смутить меня на сцене - этот самый парень вышел на первый план самым непринужденным образом. С двух сторон я услышал два шипенья: впереди - суфлера, из боковой кулисы - помощника режиссера. Из директорской ложи глянуло на нас остолбенелое лицо автора. - Здравствуйте, Чешихин! - развязно сказал беловолосый, протягивая мне руку. - Не ожидали? Я на огонек завернул. Впереди я слышал шипенье, сбоку за кулисой отчаянное проклятье. - Здравствуй, Вася, - мрачно сказал я. - Только ты сейчас зашел не во время. Мне не до тебя. Может быть, завернешь в другой раз, а? мне нужно быть одному... - Ну, вот еще глупости! - засмеялся беловолосый нахал, развалившись на диване. - Посидим, поболтаем. Публика ничего не замечала, но за кулисами зловещий шум все усиливался. Я задумчиво прошелся по сцене. - Вася! - сказал я значительно. - Ты знаешь Лидию Николаевну? Он покосился на меня и, не заметно подмигнув, проронил: - Конечно, знаю. Преаппетитная девченка. - А - а! - вскричал я в неожиданном порыве бешенства. - Так это, значит, ты тот, из за которого она отказала мне?! (Суфлерская будка вдруг опустела, но я от этого почувствовал себя еще увереннее и легче). Ты?! Отвечай, негодяй! "Вася" поглядел испуганно на мои сжатые кулаки и сказал примирительным тоном: - Бросьте... поговорим о чем-нибудь другом... - О другом?! - заревел я, торжествующе поглядывая на автора, который метался в директорской ложе, как лошадь на пожаре. - О другом? Ты меня довел почти до смерти и теперь хочешь говорить о другом?! Отвечай! (я бросился на него, стал ему коленом на грудь, схватил за горло и стал колотить головой об спинку дивана). Отвечай - как у вас далеко зашло?! "Вася" побледнел, как смерть и прошептал: - Пустите меня, медведь! Вы так задушите! Шуток не понимаете, что ли? - Ты сейчас умрешь! Прорычал я. Другой раз тебе будет неповадно! Он глядел на меня умоляющими глазами. Потом прошептал: - Ну, я проиграл пари, какого чорта вам еще нужно? Пустите, я уйду. - Смерть тебе! - вскричал я со злобным торжеством - и так стукнул его голову о спинку дивана, что он крякнул и свалился на пол. - Неужели, я убил его?! - вскричал я, театрально заламывая руки. - Воды, воды этому несчастному! Я схватил графин с водой и вылил щедрую струю на корчившееся тело "Васи". Он испуганно закричал. - Очнулся! - обрадовался я. - А теперь иди, несчастный, и постарайся на свободе обдумать свое поведение! Я взял его в охапку и почти вышвырнул в боковую дверь. Схватился за голову. Прислушался. По мягким звукам ударов и по заглушенным за кулисами я понял, что передал неудачливаго Васю в верныя руки. - Итак, вот кто ея избранник! - вскричал я страдальчески. - Нет! Лучше смерть, чем такое сознание. Дальше все пошло, как по маслу: я вынул револьвер, приставил к виску, из средних дверей выбежала любящая женщина, упала на грудь - одним словом я опять стал на рельсы, с которых меня попробовали стащить так неудачно. "Колесо жизни" завертелось: в будке показался суфлер, в ложе - успокоенный автор.
* * * После спектакля мне подали в уборную записку: "Жрите сегодня ваше вино и шашлык без меня. Я все оплатил. Иду домой сохнуть и расправляться. Будьте вы прокляты!" Арк. Аверченко. Находчивость на сцене. Рассказ (Написан специально для газеты "Виленского Утра") // Виленское Утро. 1923. No 494, 22 февраля.
|