Находчивость на сцене (1923)

    О своих первых шагах на сцене я рассказывал в другом месте.
       Но мои последующие шаги должны быть (я так полагаю) также интересны для читателя.
       Вот один из таких шагов.
      

    * * *
       
       Я уже три недели, как играю на сцене. Вид у меня импозантный, важный, и на всех не играющих на сцене - я смотрю с высоты своего величия.
       Сидел я однажды с актерами в винном погребке за бутылкой вина и шашлыком и поучал своих старших товарищей, как нужно толковать роль Хлестакова, не смущаясь тем, что задолго до меня мой коллега Гоголь гораздо тщательнее и тоньше объяснил актерам эту роль.
       Худощавый молодой господин с белыми волосами и истощенным вечной насмешкой лицом подошел к нам и принялся дружески пожимать руки актерам:
       - Здравствуйте, Гаррики!
       Нас познакомили.
       - Вы тоже актер? - снисходительно спросил я.
       - Что вы! - возразил он, оскаливая зубы. - Как это вы можете по первому впечатлению так дурно судить о человеке?! Я не актер, но в вашем деле кое-что понимаю. Вы давно на сцене?
       Я погладил свои бритые щеки.
       - Порядочно. Завтра будет 3 недели!
       - Ого! Значит, через восемь дней можно уже и юбилей праздновать. Хе хе... Воображаю, как вы волнуетесь на сцене!
       - Кто - я? Ни капельки.
       - Ну да, знаем мы! Конечно, если роль вызубрили да под суфлера идете, да окружены опытными товарищами - тогда ничего. А представьте себе - на сцене какая нибудь неожиданность, что-нибудь такое, что не предусмотрено ни автором, ни режиссером - воображаю вашу растерянную физиономию и трясущиеся колени...
       - Ну, - усмехнулся я. - Меня не легко смутить.
       - На сцене-то? Да бывают такие случаи, когда и Варламова с Давыдовым можно, что называется, угробить!
       - Меня не угробите.
       - Люблю скромных молодых людей, - вскричал он.
       Потом задумался, искоса на меня поглядывая. У меня было такое впечатление, что я действую ему на нервы...
       - Что у вас идет завтра в театре?
       - "Колесо жизни" Рахимова. Сам автор обещал завтра придти посмотеть, как я играю Чешихина?
       - Ах, вы играете Чешихина? И вы говорите, что вас невозможно на сцене смутить, сбить с толку?
       - Да. По моему, это гнилая задача.
       Он зловеще улыбнулся. Протянул костлявую руку.
       - Хотите заклад? На 6 бутылок кахетинскаго, на 6 шашлыков.
       - Не хочу.
       - Почему?!
       - Мало. По десяти того и другого, плюс кофе с бенедиктином.
       - Молодой человек! Вы или далеко пойдете, или... плохо кончите. Согласен!
       Таким образом состоялось это странное пари.
      

    * * *
       
       Шел второй акт "Колеса жизни". У меня только что кончилась бурная сцена с любимой девушкой, которая заявила мне, что любит не меня, а другого.
       - Кто этот другой? - спросил я крайне мрачно.
       - Это вас не касается, - гордо ответила она, выходя за двери.
       Свою роль я хорошо знал. После ухода любимой девушки я должен схватиться за голову, поскрежетать зубами, уткнуться головой в диванную подушку, а потом вынуть из кармана револьвер и приставить к виску. В этот момент хозяйка дома, которая тайно любит меня, а я ее не люблю - выбегает, хватает меня за руку и рыдая на моей груди, признается в своем чувстве... Такия пьесы, скажу по секрету, играть не трудно, а еще легче - писать.
       Я уже схватился за голову, уже по авторскому замыслу поскрежетал зубами и только что подскочил к дивану, "уткнуться головой в подушку" - как боковая дверь распахнулась и худой молодец с белыми волосами - тот самый, который взял подряд как бы то ни было смутить меня на сцене - этот самый парень вышел на первый план самым непринужденным образом.
       С двух сторон я услышал два шипенья: впереди - суфлера, из боковой кулисы - помощника режиссера. Из директорской ложи глянуло на нас остолбенелое лицо автора.
       - Здравствуйте, Чешихин! - развязно сказал беловолосый, протягивая мне руку. - Не ожидали? Я на огонек завернул.
       Впереди я слышал шипенье, сбоку за кулисой отчаянное проклятье.
       - Здравствуй, Вася, - мрачно сказал я. - Только ты сейчас зашел не во время. Мне не до тебя. Может быть, завернешь в другой раз, а? мне нужно быть одному...
       - Ну, вот еще глупости! - засмеялся беловолосый нахал, развалившись на диване. - Посидим, поболтаем.
       Публика ничего не замечала, но за кулисами зловещий шум все усиливался.
       Я задумчиво прошелся по сцене.
       - Вася! - сказал я значительно. - Ты знаешь Лидию Николаевну?
       Он покосился на меня и, не заметно подмигнув, проронил:
       - Конечно, знаю. Преаппетитная девченка.
       - А - а! - вскричал я в неожиданном порыве бешенства. - Так это, значит, ты тот, из за которого она отказала мне?! (Суфлерская будка вдруг опустела, но я от этого почувствовал себя еще увереннее и легче). Ты?! Отвечай, негодяй!
       "Вася" поглядел испуганно на мои сжатые кулаки и сказал примирительным тоном:
       - Бросьте... поговорим о чем-нибудь другом...
       - О другом?! - заревел я, торжествующе поглядывая на автора, который метался в директорской ложе, как лошадь на пожаре. - О другом? Ты меня довел почти до смерти и теперь хочешь говорить о другом?! Отвечай! (я бросился на него, стал ему коленом на грудь, схватил за горло и стал колотить головой об спинку дивана). Отвечай - как у вас далеко зашло?!
       "Вася" побледнел, как смерть и прошептал:
       - Пустите меня, медведь! Вы так задушите! Шуток не понимаете, что ли?
       - Ты сейчас умрешь! Прорычал я. Другой раз тебе будет неповадно!
       Он глядел на меня умоляющими глазами.
       Потом прошептал:
       - Ну, я проиграл пари, какого чорта вам еще нужно? Пустите, я уйду.
       - Смерть тебе! - вскричал я со злобным торжеством - и так стукнул его голову о спинку дивана, что он крякнул и свалился на пол.
       - Неужели, я убил его?! - вскричал я, театрально заламывая руки. - Воды, воды этому несчастному!
       Я схватил графин с водой и вылил щедрую струю на корчившееся тело "Васи".
       Он испуганно закричал.
       - Очнулся! - обрадовался я. - А теперь иди, несчастный, и постарайся на свободе обдумать свое поведение!
       Я взял его в охапку и почти вышвырнул в боковую дверь. Схватился за голову. Прислушался. По мягким звукам ударов и по заглушенным за кулисами я понял, что передал неудачливаго Васю в верныя руки.
       - Итак, вот кто ея избранник! - вскричал я страдальчески. - Нет! Лучше смерть, чем такое сознание.
       Дальше все пошло, как по маслу: я вынул револьвер, приставил к виску, из средних дверей выбежала любящая женщина, упала на грудь - одним словом я опять стал на рельсы, с которых меня попробовали стащить так неудачно.
       "Колесо жизни" завертелось: в будке показался суфлер, в ложе - успокоенный автор.
      

    * * *
       
       После спектакля мне подали в уборную записку:
       "Жрите сегодня ваше вино и шашлык без меня. Я все оплатил. Иду домой сохнуть и расправляться. Будьте вы прокляты!"
       
       Арк. Аверченко. Находчивость на сцене. Рассказ (Написан специально для газеты "Виленского Утра") // Виленское Утро. 1923. No 494, 22 февраля.