Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Статьи » Ниночка

Ниночка

    I
       
       Начальник службы тяги, старик Мишкин, пригласил в кабинет ремингтонистку Ниночку Ряднову, и, протянувши ей два черновика, попросил ее переписать их начисто.
       Когда Мишкин передавал эти бумаги, то внимательно посмотрел на Ниночку и, благодаря солнечному свету, впервые разглядел ее как следует. Перед ним стояла полненькая, с высокой грудью девушка среднего роста. Красивое белое лицо ее было спокойно, и только в глазах время от времени пробегали искорки голубого света.
       Мишкин подошел к ней ближе и сказал:
       — Так вы, это самое… перепишите бумаги. Я вас не затрудняю?
       — Почему же?— удивилась Нинчока. — Я за это жалованье получаю.
       — Так, так… жалованье. Это верно, что жалованье. У вас грудь не болит от машинки? Было бы печально, если бы такая красивая грудь да вдруг бы болела…
       — Грудь не болит.
       — Я очень рад. Вам не холодно?
       — Отчего же мне может быть холодно?
       — Кофточка у вас такая тоненькая, прозрачная… Ишь, вон у вас руки просвечивают. Красивые руки. У вас есть мускулы на руках?
       — Оставьте мои руки в покое!
       — Милая… Одну минутку… Постойте… Зачем вырываться? Я, это самое… рукав, который просвечив…
       — Пустите руку! Как вы смеете! Мне больно! Негодяй!
       Ниночка Ряднова вырвалась из жилистых дрожащих рук старого Мишкина и выбежала в общую комнату, где занимались другие служащие службы тяги. Волосы у нее сбились в сторону и левая рука, выше локтя, немилосердно ныла.
       — Мерзавец, — прошептала Ниночка. — Я тебе этого так не прощу.
       Она надела на пишущую машину колпак, оделась сама и, выйдя из управления, остановилась на тротуаре. Задумалась:
       «К кому же мне идти? Пойду к адвокату».
      

    II
       
       
       Адвокат Язычников принял Ниночку немедленно и выслушал ее внимательно.
       — Какой негодяй! А еще старик! Чего же вы теперь хотите? — ласково спросил адвокат Язычников.
       — Нельзя ли его сослать в Сибирь? — попросила Ниночка.
       — В Сибирь нельзя… А притянуть его вообще к ответственности можно.
       — Ну притяните.
       — У вас есть свидетели?
       — Я — свидетельница, — сказала Ниночка.
       — Нет, вы — потерпевшая. Но, если не было свидетелей, то, может быть, есть у вас следы насилия?
       — Конечно, есть. Он произвел надо мной гнусное насилие. Схватил за руку. Наверное, там теперь синяк.
       Адвокат Язычников задумчиво посмотрел на пышную Ниночкину грудь, на красивые губы и розовые щеки, по одной из которых катилась слезинка.
       — Покажите руку,— сказал адвокат.
       — Вот тут, под кофточкой.
       — Вам придется снять кофточку.
       — Но ведь вы же не доктор, а адвокат,— удивилась Ниночка.
       — Это ничего не значит. Функции доктора и адвоката так родственны друг другу, что часто смешиваются между собой. Вы знаете, что такое алиби?
       — Нет, не знаю.
       — Вот то-то и оно-то. Для того чтобы установить наличность преступления, я должен прежде всего установить ваше алиби. Снимите кофточку.
       Ниночка густо покраснела и, вздохнув, стала неловко расстегивать крючки и спускать с одного плеча кофточку.
       Адвокат ей помогал. Когда обнажилась розовая, упругая Ниночкина рука с ямочкой на локте, адвокат дотронулся пальцами до красного места на белорозовом фоне плеча и вежливо сказал:
       — Простите, я должен освидетельствовать. Поднимите руки. А это что такое? Грудь?
       — Не трогайте меня! — вскричала Ниночка. — Как вы смеете?
       Дрожа всем телом, она схватила кофточку и стала поспешно натягивать ее.
       — Чего вы обиделись? Я должен был еще удостовериться в отстутствии кассационных поводов…
       — Вы — нахал! — перебила его Ниночка и, хлопнув дверью, ушла.
       Идя по улице, она говорила себе:
       «Зачем я пошла к адвокату? Мне нужно было пойти прямо к доктору, пусть он даст свидетельство о гнусном насилии».
      

    III
       
       Доктор Дубяго был солидный пожилой человек.
       Он принял в Ниночке горячее участие, выслушал ее, выругал начальника тяги, адвоката и потом сказал:
       — Разденьтесь.
       Ниночка сняла кофточку, но доктор Дубяго потер профессиональным жестом руки и попросил:
       — Вы уж, пожалуйста, совсем разденьтесь…
       — Зачем же совсем? — вспыхнула Ниночка. — Он меня хватал за руку. Я вам руку и покажу.
       Доктор осмотрел фигуру Ниночки, ее молочно-белые плечи и развел руками.
       — Все-таки вам нужно раздеться… Я должен бросить на вас ретроспективный взгляд. Позвольте, я вам помогу.
       Он наклонился к Ниночке, осматривая ее близорукими глазами, но через минуту Ниночка взмахом руки сбила с его носа очки, так что доктор Дубяго был лишен на некоторое время возможности бросать не только ретроспективные взгляды, но и обыкновенные.
       — Оставьте меня!.. Боже! Какие все мужчины мерзавцы!
      

    IV
       
       Выйдя от доктора Дубяго, Ниночка вся дрожала от негодования и злости.
       «Вот вам — друзья человечества! Интеллигентные люди… Нет, надо вскрыть, вывести наружу, разоблачить всех этих фарисеев, прикрывающихся маской добродетели».
       Ниночка прошлась несколько раз по тротуару и, немного успокоившись, решила отправиться к журналисту Громову, который пользовался большой популярностью, славился, как человек порядочный и неподкупно честный, обличая неправду от двух до трех раз в неделю.
       Журналист Громов встретил Ниночку сначала неприветливо, но потом, выслушав Ниночкин рассказ, был тронут ее злоключениями.
       — Ха-ха! — горько засмеялся он. — Вот вам лучшие люди, призванные врачевать раны и облегчать страданья страждущего человечества! Вот вам носители правды и защитники угнетенных и оскорбленных, взявшие на себя девиз — справедливость! Люди, с которых пелена культуры спадает при самом пустяковом столкновении с жизнью. Дикари, до сих пор живущие плотью… Ха-ха. Узнаю я вас!
       — Прикажете снять кофточку? — робко спросила Ниночка.
       — Кофточку? Зачем кофточку?.. А впрочем, можно снять и кофточку. Любопытно посмотреть на эти следы… гм… культуры.
       Увидев голую руку и плечо Ниночки, Громов зажмурился и покачал головой.
       — Однако, руки же у вас… разве можно выставлять подобные аппараты на соблазн человечеству. Уберите их. Или нет… постойте… чем это они пахнут? Что, если бы я поцеловал эту руку вот тут… в сгибе… А… Гм… согласитесь, что вам никакого ущерба от этого не будет, а мне доставит новое любопытное ощущение, которое…
       Громову не пришлось изведать подобного ощущения. Ниночка категорически отказалась от поцелуя, оделась и ушла.
       Идя домой, она улыбалась сквозь слезы:
       «Боже, какие все мужчины негодяи и дураки!»
      

    V
       
       Вечером Ниночка сидела дома и плакала.
       Потом, так как ее тянуло рассказать кому-нибудь свое горе, она переоделась и пошла к соседу по меблированным комнатам студенту-естественнику Ихневмонову.
       Ихневмонов день и ночь возился с книгами, и всегда его видели низко склонившимся красивым, бледным лицом над печатными страницами, за что Ниночка шутя прозвала студента профессором.
       Когда Ниночка вошла, Ихневмонов поднял от книги голову, тряхнул волосами и сказал:
       — Привет Ниночке! Если она хочет чаю, то чай и ветчина там. А Ихневмонов дочитает пока главу.
       — Меня сегодня обидели, Ихневмонов, — садясь, скорбно сообщила Ниночка.
       — Ну!.. Кто?
       — Адвокат, доктор, старик один… Такие негодяи!
       — Чем же они вас обидели?
       — Один схватил руку до синяка, а другие осматривали и все приставали…
       — Так…— перелистывая страницу, сказал Ихневмонов, — это нехорошо.
       — У меня рука болит, болит, — жалобно протянула Ниночка.
       — Экие негодяи! Пейте чай.
       — Наверное, — печально улыбнулась Ниночка, — и вы тоже захотите осмотреть руку, как те.
       — Зачем же ее осматривать? — улыбнулся студент. — Есть синяк — я вам и так верю.
       Ниночка стала пить чай. Ихневмонов перелистывал страницы книги.
       — До сих пор рука горит, — пожаловалась Ниночка. — Может, примочку какую надо?
       — Не знаю.
       — Может, показать вам руку? Я знаю, вы не такой, как другие, — я вам верю.
       Ихневмонов пожал плечами.
       — Зачем же вас затруднять. Будь я медик — я бы помог. А то я — естественник.
       Ниночка закусила губу и, встав, упрямо сказала:
       — А вы все-таки посмотрите.
       — Пожалуй, показывайте вашу руку… Не беспокойтесь… вы только спустите с плеча кофточку… Так… Это?.. Гм… Действительно синяк. Экие эти мужчины. Он, впрочем, скоро пройдет.
       Ихневмонов качнул соболезнующе головой и снова сел за книгу. Ниночка сидела молча и ее матовое плечо блестело при свете убогой лампы.
       — Вы бы одели в рукав, — посоветовал Ихневмонов. — Тут чертовски холодно.
       Сердце Ниночки сжалось.
       — Он мне еще ногу ниже колена ущипнул, — сказала Ниночка неожиданно после долгого молчания.
       — Экий негодяй! — мотнул головой студент.
       — Показать?
       Ниночка закусила губу и хотела приподнять юбку, но студент ласково сказал:
       — Да зачем же? Ведь вам придется снимать чулок, а здесь из дверей, пожалуй, дует. Простудитесь — что хорошего? Ей же богу, я в этой медицине ни уха, ни рыла не смыслю, как говорит наш добрый русский народ. Пейте чай.
       Он погрузился в чтение. Ниночка посидела еще немного, вздохнула и покачала головой.
       — Пойду уж. А то мои разговоры отвлекают вас от работы.
       — Отчего же, помилуйте, — сказал Ихневмонов, энергично тряся на прощанье руку Ниночки.
       Войдя в свою комнату, Ниночка опустилась на кровать и, потупив глаза, еще раз повторила:
       — Какие все мужчины негодяи!