великодушия вскричал я. -- Если бы можно было вернуть ее вам, я пожертвовал бы для этого собственной жизнью.
-- Нет... ее уже ничто не вернет оттуда, -- рассудительно заметила старая дама.
-- Не говорила ли она вам еще чего-нибудь обо мне?
-- Она рассказывала, что вы виделись с ней сначала каждый день, а потом на вас свалилась неожиданно какая-то срочная работа, и вы виделись с ней раз в неделю. А однажды она, явившись к вам неожиданно, застала у вас другую женщину.
Я опустил голову и стал сконфуженно разглаживать руками подушку.
-- Помните вы это? -- спросила дама.
-- Помню.
-- А когда она расплакалась, вы сказали ей: "Сердцу не прикажешь!" И предложили ей остаться хорошими друзьями.
-- Неужели я предложил ей это? -- недоверчиво спросил я.
Вообще это было на меня не похоже. Я хорошо знал, что ни одна женщина в мире не пошла бы на такую комбинацию, и поэтому никогда не предлагал вместо любви дружбу. Просто я спрашивал: "Кажется, мы охладели друг к другу?" У всякой женщины есть свое профессиональное женское самолюбие. Она почти никогда не говорит: "Кто это мы? Никогда я к тебе не охладевала!" А опустив голову, промолчит три минуты и скажет: "Да, прощайте!"
Очевидно, старуха что-то напутала.
-- Не передавала ли мне покойница чего-нибудь перед смертью?
И в третий раз торжественно поднялась со стула старуха, и в третий раз сказала торжественно:
-- Да, она поручила вам свою маленькую дочь.
-- Мне, -- ахнул я, -- да почему же?
-- Как вы знаете, муж ее умер четыре года тому назад, а я стара и часто хвораю.
-- Да почему же именно мне? Старуха печально улыбнулась.
-- Сейчас я скажу вам вещь, которая не известна никому, -- тайну, которую покойница свято хранила от всех и открыла мне только в предсмертный час: настоящий отец ее ребенка -- вы.
-- Боже мой! Неужели? Вы в этом уверены?..
-- Перед смертью не лгут, -- строго сказала старуха. -- Вы отец, и вы должны взять на себя заботу о вашей дочери.
Я побледнел, сжал губы, опустил голову, долго сидел так, волнуемый разнородными чувствами.
-- А может быть, она ошиблась? -- робко переспросил я. -- Может быть, это не мой ребенок, а мужа.
-- Милостивый государь! -- величаво сказала старуха. -- Женщины никогда не ошибаются в подобных случаях. Это инстинкт.
Нахмурившись, я размышлял.
С одной стороны, я считал себя порядочным человеком, уважал себя и поэтому полагал сделать то, что подсказывала моя совесть. Он должен быть мне дорог, этот ребенок от любимой женщины (конечно, я в то время любил ее). С другой стороны, это тяжелая обуза, при моем образе жизни, совершенно выбивала меня из колеи и налагала самые сложные и запутанные обязанности в будущем.
Я -- отец. У меня -- дочь.
-- Как ее зовут? -- спросил я, разнеженный.
-- Верой, как и мать.
-- Хорошо, -- решительно сказал я, -- согласен. Я усыновлю ее, но пусть она носит фамилию Двуутробникова.
-- Почему Двуутробникова? -- спросила у меня недоумевающая старуха.
-- Да мою фамилию. Ведь я же Двуутробников.
-- Вы... Двуутробников?
