Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Рассказы 1909 » Аркадий Аверченко, Рассказы 1909, страница 46

Аркадий Аверченко, Рассказы 1909, страница 46

бы его. Но этот негодяй уложил лучшего из моих молодцов — Лоренцо, и я, ха-ха, поквитался с ним!

            — Кричал? — умирающим шепотом спрашивал Мотька, чувствуя, как волосы тихо шевелятся у него на голове.

            — Не цыкнул. Нет, это что? Это забава сравнительно с делом старухи Монморанси.

            — Какой… старухи? — прижимаясь к печке, спрашивал Мотька.

            — Была, брат, такая старуха… Мои молодцы пронюхали, что у нее водятся деньжата. Хорошо-с… Отравили мы ее пса, один из моей шайки подпоил старого слугу этой ведьмы и открыл нам двери… Но каким-то образом полицейские ищейки пронюхали. Ха-ха! Вот-то была потеха! Я четырех уложил… Ну, и мне попало! Две недели мои молодцы меня в овраге отхаживали.

            Мотька смотрел на помощника счетовода глазами, полными любви и пугливого преклонения, и шептал пересохшими губами:

            — А сколько… вы вообще человек… уложили?

            Химиков задумывался:

            — Человек… двадцать, двадцать пять. Не помню, право. А что?

            — Мне жалко вас, что вы будете на том свете в котле кипеть…

            Химиков подмигивал и бил себя кулаками по худым бедрам.

            — Ничего, брат, зато я здесь, на этом свете, натешусь всласть… а потом, можно и покаяться перед смертью. Отдам все свое состояние на монастыри и пойду босой в Иерусалим…

            Химиков кутался в плащ и мрачно шагал из угла в угол.

            — Покажите мне еще раз ваш кинжал, — просил Мотька.

            — Вот он, старый друг, — оживлялся Химиков, вынимая из-под плаща кинжал. — Я таки частенько утоляю его жажду. Ха-ха! Любит он свежее мясо… Ха-ха!

            И он, зловеще вертя кинжалом, озирался, закидывая конец плаща на плечо и худым пальцем указывал на ржавчину, выступившую на клинке от сырости и потных рук.

            Потом Химиков говорил:

            — Ну, Мотя, устал я после всех этих передряг. Лягу спать.

            И, закутавшись в плащ, ложился, маленький, бледный, на ковер у кровати.

            — Зачем вы предпочитаете пол? — почтительно спрашивал Мотька.

            — Э-э, брат! Надо привыкать… Это еще хорошо. После ночей в болотах или на ветвях деревьев это — царская постель.

            И он, не дождавшись ухода Мотьки, засыпал тяжелым сном.

            Мотька долго сидел подле него; глядя с любовью и страхом в скупо покрытое рыжими волосами лицо.

            И вдвойне ужасным казалось ему то, что весь Химиков — такой маленький, жалкий и незначительный. И что под этой незначительностью скрывается опасный убийца, искатель приключений и азартный игрок в кости. Насмотревшись на лицо спящего помощника счетовода, Мотька заботливо прикрывал его сверх плаща одеялом, гасил лампу и на цыпочках, стараясь не потревожить тяжелый сон убийцы, уходил к себе.

         

 

      5

           

            Помощник счетовода Химиков, благородный авантюрист, рыцарь и искатель приключений, всей душой привязанный к отошедшему в вечность, — закопченным тавернам, нападениям на дилижансы и мастерским ударам кинжала, — влюбился.

            Его идеал, — бледная, стройная графиня, сидящая на козетке в старинном барском доме, — нашел воплощение в девице без определенных занятий — Полине Козловой, если иногда и бледной, то не от благородного происхождения, а от