Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Рассказы 1909 » Аркадий Аверченко, Рассказы 1909, страница 52

Аркадий Аверченко, Рассказы 1909, страница 52

      — Обедать будете? — спросил слуга.

            — Как? Разве уже… обед?..

            — Да-с. Семь часов.

            Я вспомнил, что потерял уже свою работу, небольшой сон и ванну. Сердце мое сжалось, но сейчас же я успокоился, вспомнив, что и Буйносов пропустил срочную рецензию. Никогда я не чувствовал так остро справедливости пословицы: «На миру и смерть красна».

            — Семь часов?! — всплеснул руками юбиляр. — Черт возьми! А мой юбилей?

            Буйносов сказал:

            — Ну куда тебе спешить? Времени еще вагон. Посидим! Черт с ней, с рецензией.

            — Да, брат… — поддержал и я. — Ты посиди с нами. На юбилей еще успеешь.

            — Мне распорядиться нужно…

            — Распорядись! Скажи, чтобы дали нам сейчас обед и белого винца.

            Юбиляр подмигнул:

            — Вот! Идея… Освежает!

            Лицо его неожиданно засияло ласковой улыбкой.

            — Люблю молодцов. Люблю, когда не хамят. Когда нам подали кофе и ликер, я бросил косой взгляд на Буйносова и сказал юбиляру:

            — Слушай! Плюнь ты на сегодняшний юбилей. Ведь это пошлятина: соберутся идиоты, будут говорить тривиальности. Не надо! Посиди с нами. Жена твоя и одна управится.

            — Да как же: юбилей, а юбиляра нет.

            Буйносов задергался, заерзал на своем месте, засуетился:

            — Это хорошо! Это-то и оригинально! Жизнь однообразна! Юбилеи однообразны! А это свежо, это молодо: юбилей идет своим чередом, а юбиляра нет. Где юбиляр? Да он променял общество тупиц на двух друзей… которые его искренне любят.

            — Поцелуемся! — вскричал воодушевленно юбиляр. — Верно! Вот. Будем освежаться бенедиктином.

            — Вот это яркий человек! Вот это порыв, — воодушевился Буйносов. — В тебе есть что-то такое… большое, оригинальное. Правда, Сережа?

            — Да… У него так мило выходит, когда он говорит: «Не хами!»

            — Не хамите! — с готовностью сказал юбиляр. — Сейчас бы кюрассо был к месту.

            — Почему?

            — Освежает.

            Я уже понимал всю беспочвенность и иллюзорность этого слова, но в нем было столько уюта, столько оправдания каждой новой рюмке, каждой перемене напитка, что кюрассо был признан единственным могущим освежить нас напитком……………….

           

            — Извините, господа, сейчас гасим свет… Ресторан закрывается.

            — Вздор! — сказал бывший юбиляр. — Не хами!

            — Извините-с. Я сейчас счет подам.

            — Ну, дай нам бутылку вина.

            — Не могу-с. Буфет закрыт. Буйносов поднял голову и воскликнул:

            — Ах, черт! А мне ведь сегодня вечером нужно было в театр на премьеру…

            — Завтра пойдешь. Ну, господа… Куда же мы? Теперь бы нужно освежиться.

            В мою затуманенную голову давно уже просачивалась мысль, что лучше всего — поехать домой и хоть отчасти выспаться.

            Мы уже стояли на улице, осыпаемые липким снегом, и вопросительно поглядывали друг на друга.

            Есть во всякой подвыпившей компании такой психологический момент, когда все смертельно надоедают друг, другу и каждый жаждет уйти, убежать от пьяных друзей, приехать домой, принять ванну, очиститься от ресторанной пьяной грязи, от табачной копоти, переодеться и лечь в чистую, свежую постель, под