-- В газетах теперь нет ничего интересного, -- сказал из-за угла чей-то голос.
-- Репрессии, -- вздохнула хозяйка. -- Обо всем запрещают писать. Чашечку чаю?
-- Не откажусь, -- поклонился Ляписов.
-- Мы выписали две газеты и жалеем. Можно бы одну выписать.
-- Ну, иногда в газетах можно натолкнуться на что-нибудь интересное... Читали на днях, как одна дама гипнотизмом выманила у домовладельца тридцать тысяч?.
-- Хорошенькая? -- игриво спросил Андромахский. Хозяйка кокетливо махнула на него салфеточкой:
-- Ох, эти мужчины! Им бы все только -- хорошенькая! Ужасно вы испорченный народ.
-- Ну, нет, -- сказал Ляписов. -- Вейнингер держится обратного мнения... У него ужасное мнение о женщинах...
-- Есть разные женщины и разные мужчины, -- послышался из полутемного угла тот же голос, который говорил, что в газетах нет ничего интересного. -- Есть хорошие женщины и хорошие мужчины. И плохие есть там и там.
-- У меня был один знакомый, -- сказала полная дама. -- Он был кассиром. Служил себе, служил, и -- представьте -- ничего. А потом познакомился с какой-то кокоткой, растратил казенные деньги и бежал в Англию. Вот вам и мужчины ваши!
-- А я против женского равноправия! -- сказал господин с густыми бровями. -- Что это такое? Женщина должна быть матерью! Ее сфера -- кухня!
-- Извините-с! -- возразила хозяйка. -- Женщина такой же человек, как и мужчина! А ей ничего не позволяют делать!
-- Как не позволяют? Все позволяют! Вот одна на днях в театре танцевала с голыми ногами. Очень было мило. Сфера женщины -- все изящное, женственное.
-- А по-моему, она вовсе не изящна. Что это такое -- ноги толстые и сама скачет, как козел!
-- А мне нравится! -- сказал маленький лысый человек. -- Это танцы будущего, и они открывают новую эру в искусстве.
-- Чашечку чаю! -- предложила хозяйка Андромахскому. -- Может быть, желаете рюмочку коньяку туда?
-- Мерси. Я вообще не пью. Спиртные напитки вредны.
Голос из угла сказал:
-- Если спиртные напитки употреблять в большом количестве, то они, конечно, вредны. А если иногда выпить рюмочку -- это не может быть вредным.
-- Ничем не надо злоупотреблять, -- сказала толстая дама.
-- Безусловно. Все должно быть в меру, -- уверенно ответил Ляписов.
Андромахский встал, вздохнул и сказал извиняющимся тоном:
-- Однако я должен спешить. Позвольте, Марья Игнатьевна, откланяться.
На лице хозяйки выразился ужас.
-- Уже?!! Посидели бы еще...
-- Право, не могу.
-- Ну, одну минутку!
-- С наслаждением бы, но...
-- Какой вы, право, нехороший... До свиданья. Не забывайте! Очень будем рады с мужем видеть вас.
Ласковая, немного извиняющаяся улыбка бродила на лице Андромахского до тех пор, пока он не вышел в переднюю. Когда нога его перешагнула порог -- лицо приняло выражение холодной злости, скуки и бешенства,
Он оделся и вышел.
* * *
Захлопнув за собой дверь, Андромахский остановился на полутемной площадке лестницы и прислушался. До него явственно донеслись голоса: его приятеля
