Мне некуда идти. У меня почти нет денег, и все родные далеко отсюда... Ну, что вы мне посоветуете?
-Прежде всего посоветую спрятать носовой платок. Поглядите: он так мокр, что если утереть им даже сухие глаза, то они сразу наполнятся потоками слез. Курьезные вы, женщины... Когда дорветесь до слез - море выльете, а платочки у вас, как нарочно, величиной с почтовую марку. Нате мой - он совсем чистый - утритесь напоследок, и баста. Ну, постойте... давайте я... Эх вы, дитя малое! Вашто муж... поди, негодяй?
-Да... он нехороший.
-Еще бы. Ясно, как день. Однако жить вам здесь, на подоконнике, не резон. Тесно, нет мебели, и комната, так сказать, проходная. Пойдемте пока к нам, там придумаем.
-К кому... к вам?..- робко спросила дама, тщательно осушая глаза громовским платком.
-Нас трое: Подходцев, толстый Клинков и я, Громов. Не обидим, не бойтесь. А вас как зовут?
-Марья Николаевна.
-Вы паюсную икру любите, Марья Николаевна?
-Люблю. А что?
-Вот она, видите? И многое другое. Пойдем. Есть будем.
Громов постучал в дверь и крикнул в замочную скважину:
-Встаньте с кроватей - дама идет.
-Вот тебе!- сказал Клинков, подскакивая с кровати.- Дама! Однако откуда он знает, что мы лежали на кроватях?..
-Да ведь мы, когда дома, всегда лежим,- кротко возразил Подходцев, поправляя перед зеркалом растрепанную прическу.- Войдите!
-Освободите меня от свертков,- скомандовал Громов.- А эта дама - Марья Николаевна. Я нашел ее на подоконнике, площадка третьего этажа дома Љ7 по Николаевской улице - совершенно точный адрес.
Клинков, как признанный специалист по женщинам, расшаркался перед Марьей Николаевной, снял с нее верхнюю кофточку, ботики и ласково подтолкнул ее к горящей печке.
-Вы тут грейтесь, а я пока познакомлю вас с товарищами.
Он сел верхом на стул, оглядел довольным взглядом стоявших у окна товарищей и начал:
-Тот вон, что повыше,- это Подходцев. У этого человека нет ничего святого - иногда он способен обидеть даже меня... Он - скептик, атеист, мистификатор и в затруднительных случаях проявляет ту спокойную наглость, которая так часто вывозит в жизни. Пальца ему в рот не кладите - не потому, что он его откусит, а вообще - не заслуживает он этого. Тот тупой смешок, который корчит его сейчас, как бересту на огне,- для него обычный. Положительные качества у него, конечно, есть. Но рядом со мной он бледнеет. Перейдем ко второму, к тому, который нашел вас на подоконнике. Громов. Сентиментальная душонка, порывается все время в высоту, несколько раз был даже заподозрен в писании стихов. За это пострадал. Верит во все благородное - в меня, например,- и не без основания. Возвышенные свойства его души, однако, не мешают ему быть виртуозом по части добывания денег. Завезите его в пустыню Сахару и бросьте его там без копейки денег - к вечеру он очутится с десятью долларами, которые он перехватит у знакомого льва, проглотившего их в свое время вместе с африканским путешественником. А впрочем, и в этом отношении я выше его. К женскому полу равнодушен (идиот!), и то, что он вас привел сюда, скорей свидетельствует о его добром сердце, чем о вашей красоте, в которой тут, кроме Клинкова, кажется, никто и не понимает. В заключение о Громове можно сказать, что он хороший товарищ и обожает нас с Подходцевым. Иногда пьет разные напитки, довольно красив, как видите, чисто одевается. Рядом со мной бледнеет. Теперь перейдем к третьему - ко мне. Но о себе я ничего не скажу: пусть за меня говорят мои поступки. Пожалуйте ручку!
Пока Клинков разливался соловьем перед гостьей, уже оправившейся от смущения, Громов разворачивал закуски, раскладывал их по тарелкам, а когда Клинков закончил - Громов улыбнулся и добродушно обратился к Марье Николаевне:
-Не напоминает
|