как бы поосновательнее доказать, что дважды два — четыре.
[1] Здесь игра слов, основанная на старом написании слова лес — через букву ять. Эта буква, совпадавшая по звуку с е, была упразднена послереволюционной орфографической реформой.
1
Четверо нас (кроме слуги Мити) единогласно решили совершить путешествие в Западную Европу. Цели и стремления у нас были разные кое-кто хотел просто расширить кругозор, кое-кто мечтал по возвращении принести пользу дорогой России, у одного явилось скромное желание просто поболтаться, а слуге Мите рисовалась единственная заманчивая перспектива, между нами говоря, довольно убогая утереть, по возвращении, своим коллегам нос.
В этом месте я считаю необходимым сказать несколько слов о каждом из четырех участников экспедиции, потому что читателю впоследствии придется неоднократно сталкиваться на страницах этой книги со всеми четырьмя, не считая слуги Мити.
Крысаков (псевдоним). Его всецело можно причислить к категории оптовых людей, если существует такая категория. Он много ест, много спит, еще больше работает, а еще больше лентяйничает, хохочет без умолку, в глубине сердца чрезвычайно деликатен, но на ногу наступить себе не позволит. При необходимости, полезет в драку или в огонь, без необходимости — проваляется на диване неделю, читая какую-нибудь Эволюцию эстетики или Собрание светских анекдотов на предмет веселья. Иногда не прочь, ради курьеза, соврать, но, уличенный, не спорит, а вместо этого бросается на уличителя и начинает его щекотать и тормошить, заискивающе хихикая. В жизни неприхотлив. Спокойно доливает поданную чашку кофе — пивом, размешивает его с сахаром, а если тут же стоит молоко, то и молоко переливается в чашку. Пепел, упавший случайно в эту бурду, размешивается ложечкой для того, чтобы не было заметно. Любит задавать официантам нелепые, бессмысленные вопросы. Раздеваясь у ресторанной вешалки, обязательно осведомится приходил ли Жюль Верн И чрезвычайно счастлив, если получит ответ
— Полчаса, как ушли.
Беззаботность и лень его иногда доходят до героизма. Когда мы выехали из России, то, начиная от Берлина, у него постепенно стали отваливаться пуговицы от всех частей одежды. Постепенно же он заменял их булавками, иголками и главным образом замысловатой комбинацией из спичек и проволоки от лимонадных бутылок. Чтобы панталоны его сидели как следует, ему приходилось надменно выпячивать вперед живот и беспрестанно, с кажущейся беззаботностью, засовывать руки в карманы.
Положение его ухудшалось с каждым днем. Хотя еще стояла прекрасная весна, но крысаковские пуговицы, вероятно, совершенно созрели, потому что падали сами собою, без посторонней помощи.
В Венеции наступил крах. Когда мы собрались идти обедать в какое-то Капелла Неро, Крысаков сел в своем номере на кровать и тоскливо сказал
— Идите, а я посижу.
— Что ты, крысеночек, — участливо спросил я, — болен
— Нет.
— Тебя кто-нибудь обидел
— Нет.
— А что же
— У меня не осталось ни одной…
— Лиры
— Пуговицы.
— Купи другой костюм.
— Да у меня есть костюм.