Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина » Аркадий Аверченко, Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова, страница 10

Аркадий Аверченко, Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова, страница 10

появляются всегда зимой, а теплые летом, что никого устроить и утешить не может.

            Площадь, занимаемая Европой, равняется 9 миллионам верст, т. е. на каждую квадратную версту приходится 44 12 человека. Таким образом в Европе абсолютно невозможно заблудиться в безлюдном месте. Скорее есть риск быть зарезанным этими 44 12 людьми, с целью получить лишний клочок свободной земли.

            Начиная описание нашего путешествия, я должен оговориться, что нам удалось объехать лишь небольшую часть 9 миллионов верст и увидеть только ничтожный процент 400 миллионов народонаселения. Но это неважно. Если самоубийца хочет определить сорт дерева, на котором ему предстоит повеситься, он не будет изучать каждый листок в отдельности.

            Перед отъездом я попытался собрать кое-какие справки о тех странах, которые нам предстояло проезжать.

            Мои попытки ни к чему не привели, хотя я и беседовал с людьми, уже бывавшими за границей.

            Я пробовал подробно расспрашивать их, выпытывать, тянул из них клещами каждое слово, думая, что человек, побывавший за границей, сразу должен ошеломить меня целым каскадом метких наблюдений, оригинальных характеристик и тонких штришков, которые дали бы мне самое полное представление о загранице.

            Пробовали вы беседовать с таким, обычного сорта, путешественником

           

            Вы. Ну, расскажите же, милый, рассказывайте поскорее — как там и что, за границей

            Он (холодно). Да что ж… Ничего. Очень мило.

            Вы. Ну, как вообще, там… люди, жизнь

            Он. Да, жизнь ничего себе. В некоторых местах хорошая, в некоторых плохая. В Париже трудно через улицу переходить. Задавят. А то — ничего.

            Вы. Ага! Так, так!.. Ну, а Эйфелеву башню… видели Какое впечатление

            Он. Большая. Длинная такая, предлинная. Я еще и в Италии был.

            Вы. Ну, что в Италии!! Расскажите!!!

            Он (зевая). Да так как-то… Дожди. А в общем, ничего.

            Вы. Колизей видели

            Он. Ко… Колизей Позвольте… гм… Сдается мне, что видел. Да, пожалуй, видел я и Колизей.

            Вы. Ну, а что произвело там на вас, в Италии, самое яркое впечатление

            Он. Улицы там какие-то странные…

            Вы. Чем же странные…

            Он. Да так какие-то… То широкие, то узкие… Вообще, знаете, Италия!

            Вы (обрадовавшись. Лихорадочно). Ага! Что Италия! Что Италия!

            Он. Гостиницы скверные, рестораны. Альберго, по-ихнему. Ну, впрочем, есть и хорошие…

           

            Попробуйте беседовать с этим бревном час, два часа — ничего он вам путного не скажет. Вытянете вы из него клещами, с помощью хитрости, неожиданных уловок и ошеломляющих вопросов, только то, что в Германии хорошее пиво, что горы в Швейцарии очень большие, чрезвычайно большие, что Вена веселый город, а Берлин скучный город, что в Венеции его поразило обилие каналов, такое обилие, которого ему нигде не приходилось встречать…

            Да пожалуй еще, если он расщедрится, то сообщит вам, что Париж — это город моды, роскоши и кокоток, а в Испании в гостиницах двери не запираются.

            И потом внезапно замолчит, как граммофон, в механизм которого сунули зонтик…

            Или начнет такой путешественник нести отчаянный вздор. Долго