|
-А дочка у вас чудесная,- похвалил Подходцев.- Как вы могли отдать нам ее, не понимаю! Повесить вас за это мало!
От похвалы дочери старик расцвел так, что даже пропустил мимо ушей неожиданный конец фразы.
-Славная девчонка, не правда ли?
-Очаровательная. Нам будет без нее скучно,- вдруг выступил вперед Клинков.- Вы будете иногда отпускать ее к нам? Кстати,- вспомнил он, вынимая изза пазухи знаменитую громовскую корову.- Вот ее корова. Передайте ей. Молока не дает, но зато и сена не просит.
-Откуда эта корова?
-Громов подарил. Чудесная девочка!
Надо знать отцовское сердце, чтобы допустить, казалось бы, невероятный факт: через полчаса три приятеля сидели у гостеприимного хозяина в его столовой, чокаясь старой мадерой и запивая свое горе, каждый посвоему: Клинков с Подходцевым шумно, Громов - угрюмо, молчаливо.
-Что это он такой?- участливо спросил хозяин.
-У него большое горе,- неопределенно сказал Подходцев.
А Клинков прибавил:
-Такое же почти, как у вас, только больше.
Глава 9.
Зловещие признаки, страшное признание
Громов сказал толстому Клинкову:
-Меня беспокоит Подходцев.
-Да уж... успокоительного в этом молодце маловато.
-Клинков! Я тебе говорю серьезно: меня очень беспокоит Подходцев!
-Хорошо. Завтра я перережу ему горло, и все твои беспокойства кончатся.
-Какие вы оба странные, право,- печально прошептал Громов.- Ты все время остришь с самым холодным, неласковым видом, Подходцев замкнулся и только и делает, что беспокоит меня. Вот уже шесть лет, как мы неразлучно бок о бок живем все вместе, а еще не было более гнусного, более холодного времени.
Тон Громова поразил заплывшее жиром сердце Клинкова.
-Деточка,- сказал он, целуя его гдето между ухом и затылком,- может быть, мы оба и мерзавцы с Подходцевым, но зачем ты так безжалостно освещаешь это прожектором твоего анализа?.. В самом деле - что ты подметил в Подходцеве?
Опрокинув голову на подушку и заложив руки за голову, Громов угрюмо проворчал:
-Тактаки ты ничего и не замечаешь? Гм!.. Знаешь ли ты, что Подходцев последнее время каждый день меняет воротнички, вчера разбранил Митьку за то, что тот якобы плохо вычистил ему платье, а нынче... Знаешь ли, что он выкинул нынче?
-И знать нечего,- ухмыльнулся Клинков, втайне серьезно обеспокоенный.- Наверное, выкинул какуюнибудь глупость. От него только этого и ожидаешь.
-Да, брат... это уже верх! Нынче утром подходит он ко мне, стал этак вполоборота, рожа красная, как бурак, и говорит этаким псевдонебрежным тоном, будто кстати, мол, пришлось: "А что, стариканушка Громов, нет ли у тебя лилового шелкового платочка для пиджачного кармана?" А когда я тут же, как сноп, свалился с постели и пытался укусить его за его глупую ногу, он вдруг этак побалетному приподнимает свои брючишки и лепечет там, наверху: "Видишь ли, Громов, у меня чулки нынче лиловые, так нужно, чтобы и платочек в пиджачном кармане был в тон". Тут уж я не выдержал: завыл, зарычал, схватил сапожную щетку, чтобы почистить его лиловые чулочки, но он испугался, вырвался и кудато убежал. До сих пор его нет.
-Черт возьми!- пролепетал ошеломленный этим страшным рассказом Клинков.- Черт возьми... Повеяло какимто нехорошим ветром. Мы, кажется, вступили в период пассатов и муссонов. Громов... Что ты думаешь об этом?
-Думаю я, братец ты мой, так: из вычищенного платья, лиловых чулков и шелкового платочка слагается совершенно определенная грозная вещь - баба!
-Что ты говоришь?! Настоящая баба из приличного общества?!
-Да, братец ты мой. Из того общества, куда нас с тобой и на порог не пустят,
-Кого не пустят, а кого и пустят,- хвастливо подмигнул Клинков.- Меня, брат, однажды целое лето принимали в семье одного статского советника.
-Ну да, но как принимали?
|
