в лесок, срубаем дерево, выдалбливаем гробик и кладем туда Сандерса... И вот тирольцы видят странную, щемящую душу процессию. Три весельчака, понурив головы, в черных шапках, плетутся за гробом четвертого, влекомого равнодушной ко всему тирольской лошадью.... Это сатириконцы хоронят своего товарища... Опустили гроб в могилу... Прощай, товарищ! Недолго ты прожил среди нас... Спи спокойно...
Крысаков всхлипнул, Мифасов сделал вид, что рассеянно глядит в окно; он махнул перед лицом рукой, будто сгоняя с него назойливую муху. Было тихо... Только слышалось тяжелое дыхание Сандерса.
-- Да... вернемся мы втроем... Первый раз втроем! Придем в свои комнаты. У стены сиротливо лежит чемоданчик Сандерса. Он ему уже не нужен! А что, господа, -- скажет тихо Крысаков, -- ведь в этом чемоданчике лежат деньжонки, которые Сандерсу уже не нужны. Не поделиться ли нам Жаль, что он такого маленького роста, а то бы можно было и одежонкой его воспользоваться...
-- Я бы пива выпил, -- неожиданно сказал больной. Поднялась буря протестов.
Решили сделать так мы с Мифасовым уезжаем немедленно прямо в Штейнах, до которого час езды, а Крысаков остается с больным в Инсбруке.
-- Я его вылечу! -- сурово обещал Крысаков.
-- Он на меня все время кричит, -- пожаловался больной. -- В Дрездене чуть не поколотил меня...
-- Как же вас не бить Представьте себе, господа, я ему говорю у вас ангина, вам нужно есть для очищения горла орехи, а он не хочет.
С тяжелым сердцем уехали мы с Мифасовым, оставив за своей спиной эту странную пару.
Крупный дождь... ветер гнул деревья, шумел, метался и выл в тесных горах. У подножия одной из них приютился Штейнах.
До сих пор мы все не можем выяснить, почему, по каким соображениям дремлющий Сандерс включил Штейнах в наш маршрут. После громадного, чудовищного Берлина, веселого красивого Мюнхена -- эта таинственная дыра с вымершим населением в несколько десятков человек -- показалась нам тюрьмой, тем более, что горы со всех сторон окружили ее, стеснили ее, сдавили ее.
Помню крохотный вокзал, у которого поезд приостановился на одну минуту, помню черный, как вакса, вечер, мокрую от дождя землю и абсолютное страшное безмолвие.
Мы выползли со своими чемоданами, постояли минут пять и наконец в ужасе завыли
-- Треге-е-ер!!
-- Здесь нет трегеров, -- ответил нам откуда-то с неба неизвестно чей голос.
-- О, черт возьми! Изво-о-озчик!!
-- Здесь нет извозчиков, -- ответил тот же беспощадный голос с неба.
-- Швейцар из гостиницы!!
-- Швейцаров нет.
-- Дайте нам какого-нибудь человека.
И прозвучало похоронное
-- Здесь нет людей.
-- Да вы-то кто Не человек
-- Я начальник здешней станции.
-- Где вы
-- Наверху. Во втором этаже.
-- Посоветуйте, как нам найти гостиницу
-- Идите прямо.
-- Да тут забор!
-- Идите влево.
-- Тут тоже забор!
Проклятый начальник станции неожиданно замолчал, будто ему заткнули платком рот.
-- Эй, вы-ы! Как вас!! Тут забо-о-ры!
Дождь обливал нас сверху, грязь хлюпала внизу под ногами...
