Молча взвалили мы на плечи чемоданы, перелезли через забор и наткнулись на какую-то дверь.
-- Это что
-- Гостиница.
Так мы приехали в Штейнах. Приезд был невеселый, житье наше печальное и отъезд угрюмый.
Все мы ко дню отъезда перессорились в самых разнообразных комбинациях Крысаков с Сандерсом, я с Сандерсом, Сандерс с Мифасовым.
Вообще, должен признаться, к стыду нашему, что ссорились мы частенько. При этом ссора кого-нибудь из нас с товарищем вызывала необычайное повышение симпатии в поссорившемся -- к остальным. Другими словами, если X разрывал отношение с Y, то к Z он относился настолько повышенно нежнее, насколько это чувство расходовалось раньше на Y.
Ничто в мире не пропадает, и ничто вновь не появляется.
Самая тяжелая ссора случилась в Берлине, когда Крысаков оказался на одной стороне, а мы трое -- на другой.
Впечатлительный Крысаков выносил такое положение вещей только сутки... На другое утро он взял свой незакрывающийся чемодан, ящик с красками и, скорбно понурившись, сказал Мите (единственному, с кем отношения были хороши)
-- Митя! Проведи меня до вокзала... Я уезжаю. Что уж там... Пожили! Эх, эх...
Я не выдержал
-- Вы с ума сошли! Куда вы уезжаете
Он опустился на чемодан и, ни на кого не глядя, под журчание Митиных слез сказал
-- Уеду... Что ж, и без меня проживете. Не бойтесь, а поездку не бросаю... Только эти четыре дня, что вы проживете в Берлине, -- я посижу в том благословенном местечке, которое приглядел еще давеча.
-- Какое местечко! Что вы задумали!
-- Такое... Я думаю, там будет тихо... Ни криков, ни попреков. Посижу там один. Может, когда меня не будет, вы поймете.
-- Ну, слушайте, это черт знает что! Какое там вы местечко выбрали, не зная языка, с вашим битте-дритте Мы вас не пустим!
-- Нет уж, что уж там. Митенька, бери чемодан. Тебе не тяжело, милый Митя... дорогой Митечка
По принятому обыкновению, вся любовь и приязнь изливалась теперь на единственного человека, который был с ним в хороших отношениях -- на Митю.
-- Извини меня, Митенька, что я тебя затрудняю... Может быть, мне самому лучше понести чемодан, а ты, Митя, отдохни.
Вокзал был в двух шагах, и поэтому берлинцы могли любоваться диковинной, нелепой процессией впереди шагал плачущий, растроганный слуга с чемоданом, сзади барин с видом погребальной лошади, нагруженный ящиком для красок, а сбоку бежали три друга, умоляя непреклонного Крысакова одуматься, уговаривая и успокаивая его.
-- Нет уж... не уговаривайте. Уеду... Не поминайте лихом!
-- Ну, куда куда вы едете В какое местечко
-- Сейчас узнаете.
Он подошел к билетному окошечку и грустно сказал кассиру
-- Битте-дритте, эйн билет! В Фаркартен!
-- Куда -- ахнули мы.
-- В Фаркартен. Это, вероятно, такое местечко под Берлином. Я тут на доске прочел. С указательным пальцем. Туда и поеду. Уж вы не удерживайте. Раз я облюбовал.
-- Вы знаете, что такое фаркартен -- зловеще спросил Сандерс.
-- А что Может быть, очень болотистое место
-- Нет. Фаркартен значит -- дорожные билеты.
