Как пилюлю: сморщившись. Мне, конечно, в былое время приходилось вращаться в обществе...
-Ну, много ли ты вращался? Как только приходил куда - сейчас же тебе придавали вращательное движение с лестницы.
-Потому что разнюхивали о моей с тобой дружбе.
-Дружба со мной - это было единственное, что спасло тебя от побоев в приличном обществе. "Это какой Громов?- спрашивает какойнибудь граф.- Не тот ли, до дружбы с которым снисходит знаменитый Клинков? О, в таком случае не бейте его, господа. Выгоните его просто из дому". Что касается меня, то я в каком угодно салоне вызову восхищение и зависть.
-Например, в "салоне для стрижки и бритья",- раздался у дверей новый голос.
Прислонившись к косяку, стоял оживленный, со сверкающими глазами Подходцев.
Громов и Клинков принялись глядеть на него долго и пронзительно.
Переваливаясь, Громов подошел к новоприбывшему, поглядел на кончик лилового шелкового платочка, выглядывавший из бокового кармана, и, засунув этот кончик глубоко в карман, сказал:
-Смотри, у тебя платок вылез из кармана.
Подходцев пожал плечами, подошел к зеркалу, снова аккуратно вытянул уголок лилового платочка и с искусственной развязностью обернулся к друзьям.
-Что это вам пришло в голову рассуждать о светской жизни?
-Потому что мы в духовной ничего не понимаем,- резко отвечал Клинков, снова сваливаясь на кровать.
Лег и Громов (это, как известно, было обычное положение друзей под родным кровом). И только Подходцев крупными шагами носился по громадной "общей" комнате.
-Подойдика сюда, Подходцев,- странным голосом сказал Клинков.
-Чего тебе?
-Опять уголочек платка вылез. Постой, я поправлю... Э, э! Позволька, брат... А нука, нагнись. Так и есть! От него пахнет духами!!! Как это тебе нравится, Громов?
-Проклятый подлец!- донеслось с другой кровати звериное рычание.
И снова все замолчали. Снова зашагал смущенный Подходцев по комнате, и снова четыре инквизиторских сверкающих глаза принялись сверлить спину, грудь и лицо Подходцева.
-Ффу!- фыркнул наконец Подходцев.- Какая, братцы, тяжелая атмосфера... В чем дело? Я вас, наконец, спрашиваю: в чем же дело?!
Молчали.
И, прожигаемый четырьмя горящими глазами, снова заметался Подходцев по комнате.
Наконец не вытерпел.
Сложив руки на груди, повернулся лицом к лежащим и нетерпеливо сказал:
-Ну да, хорошо! Если угодно, я вам могу все и сообщить,- мне стесняться и скрытничать нечего... Хотите знать? Я женюсь! Довольно? Нате вам, получайте!
Оглушительный удар грома бабахнул в открытое окно, и белые ослепительные молнии заметались по комнате. А между тем небо за окном было совершенно чистое, без единого облачка. И мрачная, жуткая тишина воцарилась... надолго.
-Что ж... женись, женись,- пробормотал Клинков, тщетно стараясь придать нормальный вид искривленным губам.- Женись! Это будет достойное завершение всей твоей подлой жизни.
-А что, Подходцев,- спросил Громов, разглядывая потолок.- У вас, наверное, когда ты женишься, к чаю будут вышитые салфеточки?
-Что за странный вопрос!- смутился Подходцев.- Может, будут, а может, и нет.
-И дубовая передняя у вас будет,- вставил Клинков.- И гостиная с этакой высокой лампой?
-А на лампе будет красный абажур из гофрированной бумаги,- подхватил Громов.
Клинков не захотел от него отстать:
-И тигровая шкура будет в гостиной. На окнах будут висеть прозрачные гардины, а на столе раскинется пухлый альбом в плюшевом переплете с семейными фотографиями.
-А мы придем с Клинковым и начнем сморкаться в кисейные гардины.
-А в альбом будем засовывать окурки.
-И вступим в связь с твоей горничной!
-А я буду драть твоих детей, как сидоровых коз. Как только ты или твоя жена (madame Подходцева, ха, ха - скажите, пожалуйста!), как только вы отвернетесь,
|