зеленью дворика крохотного ресторана и бодро зашагали, полные искренней любви друг к другу. Крысаков не преминул снять с Сандерса шляпу и нежно поцеловать его в темя.
— Почему — спросил сонно Сандерс.
— Славный вы человек. Дай Бог вам всего такого…
Идя сзади под руку с Мифасовым, я шепнул ему
— В сущности, они хорошие ребята, не правда ли
— Превосходные. В них есть что-то такое… Он споткнулся, но я дружески поддержал его.
— Стойте! — закричал Крысаков. — Экипаж! Поедем на нем. Эй, ты! Свободен
Это был большой, черный, поместительный экипаж, влекомый парой лошадей, которых вел под уздцы парень в грязном, темном костюме.
— А флорентийцы, как и венецианцы, — люди одного вкуса. Все у них выдержано в черных тонах. Садитесь, господа! Фу ты, как неудобно…
Кучер что-то закричал и стал прыгать и кривляться около экипажа.
— Что он делает
— Наверное, какая-нибудь секта. Эти итальянцы, вообще…
— Может быть, он занят Спросите его по-французски.
По-французски возница не понимал.
— Свободен — спросил Мифасов. — Либро Э Твоя экипажа свободна есть Либро
Экипаж оказался свободен и, тем не менее, возница очень не хотел, чтобы мы садились. Он кричал и бесновался…
— Покажите этому флорентийскому ослу пять лир. Может быть, это его успокоит.
Мы показали смятую бумажку и победоносно полезли в экипаж.
Возница застонал, всплеснул руками, вскочил на облучок, ударил по лошадям, — и экипаж поскакал, бешено подпрыгивая на каменистой мостовой.
Прохожие, встречаясь с нами, взмахивали руками и кричали что-то нам вслед; мальчишки бежали за нами, приплясывая и оглашая воздух немолчными воплями.
— Какое приветливое народонаселение, — сказал Мифасов удовлетворенно. — Вообще итальянцы всегда хорошо относятся к иностранцам.
— А может быть, они принимают нас за каких-нибудь должностных лиц — спросил честолюбивый Крысаков.
— Ну, знаете… Мы больше смахиваем на конокрадов.
— О, черт. Ударился головой о верх! Знаете, я думаю, этот экипаж не создан для быстрой езды.
В справедливости слов Крысакова мы не замедлили убедиться через две минуты. Навстречу нам очень медленно подвигался такой же самый экипаж. Возница степенно вел четырех лошадей под уздцы, а сзади шагали погруженные в задумчивость люди. В экипаже был только один пассажир, и тот не сидел, а лежал, чинно сложив на груди руки.
— Посмотрите-ка, что это
— Д-а-а… Гм!..
— Знаете что Тут уж нам недалеко; пройдемся пешком.
— Идея! А то мы совсем без движения…
— Растолстеешь, — согласился Крысаков, поспешно спрыгивая с нашего странного экипажа.
Домой мы добрели молча. Говорить не хотелось.
Уезжали на другой день утром. Во Флоренции нам удалось видеть самого медлительного человека в мире. Сандерс казался перед ним человеком-молнией.
Наша гостиница была около самого вокзала, через дорогу. Портье сказал, что он довезет наши вещи на тележке; а мы можем пойти вперед, брать билеты. До поезда оставалось двадцать пять минут. Мы взяли билеты, просмотрели