мучеников, а в последнее время -- пап.
-- Чьих -- бессмысленно спросил Сандерс, отколупывая пальцем кусок воска от свечки.
-- Римских.
-- Ага! Теперь уже, вероятно, нет древних христиан Времени-то, слава Богу, прошло немало.
-- Ради Бога, довольно! -- сурово перебил Крысаков. -- Теперь я понимаю, почему Сандерс так редко разговаривает... У него есть солидные основания.
Большую часть времени, проведенного в Риме, мы тратили на хождение по музеям и картинным галереям.
Я подозреваю, что с музеями у нас с самого начала вышло недоразумение художники боялись показаться мне и Сандерсу людьми некультурными, не интересующимися искусством и потому, едва успев приехать в город, уже неслись с искаженными тоской лицами во все картинные галереи города; мы, не желая показать себя перед художниками людьми отсталыми, равнодушными к их профессии, носились за ними.
Сколько мы видели картинных галерей Сколько музеев обежали мы за все время наших скитаний по Европе Какое количество картин больших и маленьких промелькнуло перед нашими утомленными глазами Берлин, Дрезден, Мюнхен, Нюрнберг, Венеция, Флоренция, Рим, Неаполь, Генуя, Париж... Всюду целое море полотна -- зеленого, красного, розового, старинного и нового...
В Ватикане Сандерс заснул в музее за дверью, а в другом музее -- забыл его название -- мы так разошлись, что, поднимаясь все выше и выше, попали в большую комнату, уставленную столами, за которыми сидели несколько живых стариков. Мы тупо осмотрели их, постояли добросовестно около портрета Виктора-Эммануила и потом потащились обратно, шатаясь от усталости.
-- Вот столб какой-то, -- указал Мифасов, когда мы спускались по темной лестнице.
-- Старинный
-- Бог его знает! Спокойнее будет, если осмотрим. Осмотрели столб. Как говорится, ничего особенного.
Начиная с Мюнхена, мы, по приезде в каждый город, усвоили привычку робко спрашивать у обывателей
-- Нет ли тут каких-нибудь музеев или картинных галерей
И если музеи были, Крысаков решительно надевал шляпу и с суровой складкой у углов рта с видом подвижника говорил
-- Ну, ничего не поделаешь... Надо идти. Остальные трое безропотно надевали шляпы и шагали за ним, угрюмо опустив головы.
-- Может быть, он закрыт -- шептал Сандерс, с надеждой поглядывая на Крысакова.
-- Глупости! Почему бы ему быть закрытым
-- Ремонт... Или по случаю пожара.
-- Вздор! Пойдем. Я вам покажу тут такого Луку Кранаха, что даже ахнете.
Как люди деликатные, мы с Сандерсом ахали.
-- Смотри, Сандерс -- Кранах!
-- Да, да! Лука. Изумительно.
Крысаков и Мифасов распознавали художников и их картины по общепринятой системе; у Сандерса же была своя система -- очень дикая, но, к общему изумлению, довольно верная. Например, Рубенса он узнавал по цвету женских колен, а какого-то французского художника единственно по тому признаку, что на всякой его картине в центре была нарисована белая лошадь. И действительно -- в десятке разбросанных картин было заключено десять лошадей, и все белые, и каждая в центре.
Я с завистью смотрел на трех друзей, которые издали безошибочно,
