и богинь, а красавицы и богини с таким же холодным видом шептались около нас, ожидая нашего одобрения и благосклонности.
— Пойдем! — сказал Сандерс.
— Что вы, синьоры! Куда Неужели вам не нравится!
— Не нравится Мы в восторге! Это прямо что-то феерическое… Когда-нибудь после… гм… на днях… Мы уж, так сказать, к вам денька на три. А теперь — прощайте.
Мы, угрюмые, замкнутые, спускались по лестнице, а Габриэль вертелся около нас, юлил и заглядывал в наши лица, стараясь отгадать впечатление.
— Видишь вот эту улицу — обратился к нему Сандерс, — и вот эту улицу.. Ты иди по этой, а мы по этой… И если ты еще к нам пристанешь — мы дадим тебе по хорошей зуботычине.
Он захныкал, завертелся, заскакал, но мы были непреклонны. Отношения были прерваны навсегда.
Я уверен, что настоящим неаполитанцам никогда бы в голову не пришло пойти на тарантеллу и помпейские позы. Все это создано для туристов и ими же поддерживается. Для них же весь Неаполь принял облик какого-то громадного дома разврата.
Пусть иностранец попробует пройтись в сумерки по Неаполю. Из-за каждого угла, из каждой подворотни, буквально на каждом шагу к нему подойдет гнусного вида незнакомец и тихо, но назойливо предложит красивую синьору, обольстительную синьору или даже рогаццину (девочку).
Эти поставщики осаждали нас, как мухи варенье.
— Что такое
— Синьоры… берусь показать вам одну прекрасную даму. Познакомлю даже… тут сейчас за углом. Пойдем…
— К ней К даме Явиться одетому по-дорожному — что вы! Это неудобно.
— Ничего! Я ручаюсь вам — можно.
— Ну, что вы… И потом неловко же являться в чужой дом, не будучи знакомыми.
— Пустяки! С ней нечего — хи-хи — церемониться.
— Ну, вам-то нечего — вы, конечно, хорошо знакомы… По праву старой дружбы можете и без смокинга. А нам неудобно.
— Но я вам ручаюсь…
— Милостивый государь! Мы знаем правила хорошего тона и не хотим делать бестактности. Мы уверены, что дама будет шокирована нашим бесцеремонным вторжением. Она примет нас за сумасшедших.
…Итальянский кафе-концерт — зрелище, полное интереса и разных неожиданностей.
Действие происходит больше в публике, чем на сцене. Весь зал подпевает, притоптывает, вступает с певицей в разговоры, бешено аплодирует или бешено свищет.
Если певица не нравится — петь ей не дадут. Понравится — измучают повторениями.
У всех душа нараспашку. Подстерегают всякого удобного случая, чтобы выкинуть коленце, посмеяться или посмешить публику. Зал набит порохом, взрывающимся от малейшей искры.
Всякого вновь входящего зрителя сидящая публика приветствует единогласным доброжелательным
— А-а-а!..
Приветствуемый, гордый всеобщим вниманием, пробирается на свое место и через минуту присоединяет уже свой голос к новому приветствию
— А-а-а!
Выходит на сцену толстая немка… берет несколько хриплых нот.
Музыкальная публика этого не переносит
— Баста. Баста!!
— Баста!!!
Немка, не смущаясь, тянет дальше.
И тогда гром невероятных по шуму и