Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Подходцев и двое других » Аркадий Аверченко, Подходцев и двое других, страница 40

Аркадий Аверченко, Подходцев и двое других, страница 40

прощайте, братцы. Бог с вами. Клинков поманил его пальцем. -А подойдика… Видишь, какой ты неаккуратный: кончик платка опять вылез. -Осел ты пиренейский,- завопил Подходцев.- Да ведь так же и нужно, чтобы он торчал. А ты его уже в третий раз засовываешь. Клинков уткнулся в подушки, и плечи его запрыгали: неизвестно было — смеялся он или оплакивал гибнущего друга?.. Стараясь не встречаться взглядом с оставшимися, Подходцев вышел в двери както боком, виновато. По уходе его Клинков тяжело встал с кровати, подошел к зеркалу и с плаксивой миной стал разглядывать себя. -Клиночек! Что с тобой? Охота тебе всякую дрянь разглядывать! Уже не думаешь ли и ты жениться?.. -Знаешь, что я сейчас почувствовал, Громов?- обернулся к нему Клинков, и углы губ его передернулись. -Ну? -Стареем, брат, мы… Подходцев женится, а у меня уже седые волосы на висках появились. -А с ребрами благополучно? -С какими ребрами? -Беса в ребре не ощущаешь? -Какого беса? -Ну, говорят же: седина в бороду, а бес… и так далее. Клинков кротко, печально улыбнулся. -Не острится нынче чтото… -Голова не тем наполнена. -Ну, в отношении себя ты преувеличиваешь. -Почему? -Она у тебя ничем не наполнена. -Нет, Клинков,- улыбнулся Громов еще печальнее, чем давеча Клинков.- И у тебя ничего не получается. Не остри, брат. -Плохо вышло? -Чрезвычайно. -Да, действительно. Чтото не то… И долго сидели так, осиротевшие, каждый на своей постели, пока не окутали их синие сумерки… Глава 11. Вести оттуда В большой комнате, в которой жили раньше трое, а теперь, после женитьбы Подходцева, только двое, было тихо… Даже мышь не скреблась под полом — вероятно, издохла от бескормицы. В комнате находился один толстый Клинков. Конечно, он лежал на кровати. Его дела, как и дела Громова, пришли в упадок: доходов не было, а расходы требовались колоссальные: на одну еду уходило не меньше рубля в день. Да квартира, на оплату которой расходовалось вместо денег чрезвычайно много нервов (при объяснениях с хозяйкой), да папиросы, да то и се… Беззвучные вздохи раздирали массивную грудь Клинкова. «А тут еще Громов исчез,- думал Клинков.- Наверное, попал в компанию меценатов и забыл и думать обо мне». Но в этот самый момент в виде наглядного, фактического опровержения в комнату влетел запыхавшийся Громов. -Что это ты, брат?!- спросил Клинков, скосив на него глаза.- Будто бы только что из церкви вырвался? -Почему… из церкви? -Да ведь ты принадлежишь к тому незадачливому разряду людей, которых и в церкви бьют. Вот я и думал… -Ты? Думал?! Может ли с тобой это случиться? -Тебя это удивляет? Очень просто: я думаю бесшумно, поэтому снаружи ничего не заметно, а ты, когда над чемнибудь задумаешься, то в твоей голове слышно легкое потрескивание. Будто чугунная печка постепенно накаливается. -Хочешь, я тебя сейчас водой оболью? -Если ты этим докажешь высокое состояние твоих умственных способностей — обливай. -Просто оболью. Чтоб ты не приставал. -Не надо. Я предпочитаю сухое обращение. -Недурно сказано. Запишу. Может быть, в редакции «Скворца» за это нам заплатят рублишку. Кстати! Сейчас швейцар передал мне письмо с адресом, написанным женским почерком… -Тебе письмо? -Нет. -Мне?! -Нет. -А кому же?! -Нам обоим. -Странный вы народ, ейБогу. Сколько вас по всем церквам ни бьют, все вы не умнеете. От кого письмо? -Недоумеваю. Наверное, какаянибудь графиня, увидя меня на прогулке, пишет, что я поразил ее до глубины души. -Возможно. Если она гуляла на огороде, а ты стоял в своей обычной позе — растопыря руки и скривившись на бок для наведения ужаса на пернатых… Не слушая его, Громов разорвал письмо и вдруг вскричал в неописуемом удивлении: -Не сон ли?! Знаешь,