Все сидят на своих местах, подозрительно поглядывая друг на друга.
-- Кто это дерется Что за свинство, -- спросил сонный Сандерс.
-- Действительно, -- подхватил я, -- безобразие! Вести себя не умеют.
Тьма хлынула в окна. И опять поднялась в вагоне неимоверная возня, рев, крики и протесты.
-- Стойте! -- раздался могучий голос Крысакова. -- Я поймал того, который нас бьет. Держу его за руку... Нет, голубчик, не вырвешься!
Засиял свет и -- мы увидели бьющегося в Крысаковских руках Сандерса.
Все набросились на него с упреками, но я заметил, как змеилась хитрая улыбочка на губах Мифасова.
От Монте-Карло к нам в купе подсели две француженки.
Одна из них обвела нас веселым взглядом и вдруг нахлобучила Крысакову на нос его шляпу.
-- Ура! -- гаркнул Крысаков из-под шляпы. -- Отселе, значит, начинается Франция!
НИЦЦА
Ницца -- небольшой городок, утыканный пальмами.
Мы попали в него в такое время, когда все приезжее народонаселение состояло из шести человек нас четырех и тех двух француженок, которых мы встретили в вагоне.
У бедняжек, очевидно, в сезоне были такие плохие дела, что уехать было не на что, и поэтому они влачили вдвоем жалкое существование, надеясь на случай.
Но случай не подвертывался, потому что кроме нас никого не было, а наши принципы удерживали нас от легкомысленных поступков и преступного общения о женщинами.
Нам не нужно было тратить много времени, чтобы заметить, что вся Ницца живет только нами и для нас; все гостиницы были закрыты, кроме одной, в которой жили Мы; все извозчики бездельничали, кроме двух, которые возили нас, магазины отпирались для нас, музыка по праздникам на площади гремела для нас, и только легкомысленные бабочки, кружившиеся около нас, были вне этого распорядка -- спрос на женскую привязанность стоял до смешного низко.
Когда мы уезжали, было такое впечатление, что душа Ниццы отлетает и тело сейчас замрет в последней агонии.
В Париж! В Париж!
ПАРИЖ
Тоска по родине. -- Мы четверо. -- Призрак голода. -- Муки. -- 14 июля. -- Лирическое отступление. -- Деньги отыскиваются. -- Последние усилия. -- Драка. -- Победа. -- В Россию. -- Последнее merci...
Наиболее остро это началось с Парижа.
Первым был пойман Мифасов пойман на месте преступления, в то время, когда, сидя в маленьком кафе на бульваре Мишель и увидя нас, пытался со сконфуженным видом спрятать в карман клочок бумаги.
-- Погодите! -- строго сказал Крысаков. -- Дайте-ка сюда. Ну, конечно, я так и подозревал.
Это был обрывок русской газеты.
-- А наше слово Наше слово -- не читать русских газет, не вспоминать о России, не пить русской водки..
Опустив голову, смущенно шаркал ногой по цементному полу Мифасов.
Вторым попался Сандерс.
Однажды идя по улице впереди него и неожиданно оглянувшись мы заметили, что он отмахнулся два раза от какого-то попрошайки, а потом вдруг остановился, прислушался к его словам, и лицо его, как будто очарованное сладкой музыкой, распустилось в блаженную улыбку.
-- О! -- сказал Сандерс,
