что-нибудь от товарищей, на крайний случай. А тут — чем я вам помогу Не этой же бесполезной теперь бумажонкой, которая не дороже обрывка газеты, раз все меняльные учреждения закрыты.
И я, вынув из кармана русскую сторублевку, пренебрежительно бросил ее наземь.
— В Олимпию, — взревел Крысаков. — В Олимпию — в это царство женщин! Я знаю — там меняют всякие деньги!
Как нам ни противно было очутиться в этом царстве кокоток и разгула — пришлось пойти.
Меняли деньги… Крысаков был очень вежлив, но его битте-дритте звучало так сухо, что все блестящие ночные бабочки отлетали от него, как мотыльки от электрического фонаря, ударившись о твердое стекло.
В тот момент, когда, наконец, для французов красные, а для нас черные дни — кончились и наступили будни, мы получили пачку разноцветных кредиток и золота. — И в тот же момент в один истерический крик слились четыре голоса
— В Россию!
— Домой!
— В Петроград!
— К маме!
Но кто проследит пути судьбы нашей Кто мог бы предсказать нам, что именно в день отъезда случится такой яркий потрясающий факт, который до сих пор вызывает в нас трех смешанное чувство ужаса, восторга и удивления!
Милый, веселый, неприхотливый Крысаков… Ты заслуживаешь пера не скромного юмориста с однотонными красками на палитре, а, по крайней мере, могучего орлиного пера Виктора Гюго или героического размаха автора Трех мушкетеров.
Постараюсь быть просто протокольным, — иногда протокол действует сильнее всего.
Было раннее утро. Крысаков накануне вечером сговорился с нами идти в Центральный Рынок поглазеть на чрево Парижа, но, конечно, каждый из нас придерживался совершенно новой оригинальной пословицы вечер утра мудренее. Вечером можно было строить какие угодно мудрые, увлекательные планы, а утром — владычествовал один тупой, бессмысленный стимул спать!
Крысаков собрался один. Жил он в другом пансионе с женой, приехавшей из Ниццы; с утра обыкновенно заходил к нам и не расставался до вечера.
В шесть часов утра хозяйка пансиона видела жильца, который на цыпочках, стараясь не шуметь, пробирался к выходу с вещами (ящик для красок и этюдник); в девять часов утра та же хозяйка заметила жену жильца, выходившую из своей комнаты с картонкой в руках.
Хозяйка преградила ей путь и сказала
— Прежде чем тайком съезжать, милые мои — надо бы уплатить денежки.
— С чего вы взяли, что мы съезжаем — удивилась жена Крысакова. — Я еду к модистке, а муж поехал на этюды, на рынок.
— На этюды Все вы, русские, мошенники. И ваш муж мошенник.
— Не больше, чем ваш муж, — вежливо ответила жена нашего друга.
Затем произошло вот что хозяйка раскричалась, толкнула квартирантку в грудь, отобрала ключ от комнаты, несмотря на уверения, что деньги лежат в комнате и могут быть заплачены сейчас, а потом квартирантка была изгнана из коридора и поселилась она в помещении гораздо меньшем, чем раньше — именно на уличной тумбочке у парадных дверей, где она, плача, просидела до двух часов дня.
Она не знала, где найти мужа, который в это время, ничего не подозревая, весело завтракал с нами