Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина » Аркадий Аверченко, Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова, страница 67

Аркадий Аверченко, Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова, страница 67

на полученные из Лионского кредита денежки.

            Позавтракав, он вспомнил о семейном очаге, поехал домой и наткнулся на плачущую жену на тумбочке.

            Наскоро расспросив ее, вошел побледневший Крысаков в зал пансиона, где за общим табль дот сидело около двадцати человек аборигенов.

            Мирно завтракали ветчиной и какой-то зеленью.

            — Где хозяин — спросил Крысаков.

            — Я.

            — Почему ваша жена безо всякого повода позволила себе толкнуть в грудь мою жену

            — О, — возразил хозяин, пренебрежительно махнув рукой. — Вы русские

            — Да.

            — Так ведь русских всегда бьют. Русские привыкли, чтобы их били.

            Привычному человеку, конечно, не особенно больно, когда его бьют. Но непривычный француз, получив удар кулаком в живот, заревел, как бык, и обрушился на маленький столик с цветочным горшком.

            Несколько французов вскочили и бросились на славного, веселого, кроткого Крысакова.

            Крысаков повел могучими плечами, ударил ногой по громадному столу, и все слилось в одну ужасающую симфонию звона разбитой посуды, стона раненых и яростного крика взбешенного Крысакова.

            Вот подите ж глупые разные Земщины и Колоколы с истинно дурацким постоянством из номера в номер уверяют десяток своих читателей, что сатириконцы — это жиды (!) без всякого национального чувства и достоинства.

            А Крысаков безрассудно, без всякого колебания, полез один на двадцать человек именно за одну нотку в голосе хозяина, которая показалась ему безмерно горькой и обидной.

            И вот когда зажиревший в свободах француз поднял, по примеру всероссийского городового, руку на русского — в голове должно помутиться и рассудок должен отойти в сторону…

            — Мерзавцы, — гремел голос нашего товарища. — Русских бьют Не так ли вот Или, может быть, этак

            Двое пытались уползти от него в дверь, один выскочил в раскрытое окно; какой-то глупец схватил палку, взбежал по винтовой лестнице в углу комнаты и пытался поразить оттуда всесокрушающего Крысакова; но тот схватил палку, стащил ее вместе с обладателем с лестницы и, задав ему солидную трепку, бросил палку под ноги двум последним удиравшим противникам.

            Поломанные стулья, разбитая посуда, хрустящим ковром покрывавшая пол, и посредине Крысаков с мужественно поднятыми руками и ногой на животе лежащего без чувств хозяина…

            Момент — и он забился в шести дюжих руках… Три полисмена схватили его, приглашенные расторопной хозяйкой пансиона.

            — Полиция — сказал Крысаков. — Сдаюсь. Это уже закон!

            Но когда его привели в участок и комиссар предложил в резкой форме снять шляпу, Крысаков с любопытством спросил

            — А почему вы в шляпе

            Полисмен сзади ударом ладони сбил с Крысакова шляпу, но Крысаков повернулся и в один момент посбивал с полисменов кепи (по своей теории — иногда и русские бьют).

            Нужно ли говорить еще что-нибудь

            Личное задержание, штраф, убытки за поломанную посуду и поврежденных французов — одним словом, мы уехали вдвоем с Сандерсом, оставив Крысакову для подкрепления Мифасова.

            Потом они передавали нам, что русский консул, к которому Крысаков обратился за заступничеством,