подозр?вая о существованіи другъ друга... A черезъ полтора года исполнилось и то, къ чему я велъ ихъ подъ диктовку моего друга -- апологета и поклонника судьбы. Именно -- y этихъ двухъ людей родился ребенокъ -- вотъ этотъ самый мальчишка, которымъ вы давеча такъ восхищались. Ну, не правъ-ли я былъ, говоря, что я -- настоящій создатель этого голубоглазаго существа!?
Молчавшая все время въ продолженіе разсказа, желтая простыня шевельнулась и спросила:
-- О какомъ это вы мальчишк? говорите?
-- Да, о томъ самомъ! Въ синемъ полосатомъ костюмчик?-то.
-- О томъ, который сейчасъ суетъ себ? въ ротъ сачекъ для крабовъ?
-- Ну, да!
-- Котораго полька сейчасъ дернула за ухо?
-- Ну, да-же!
-- Угу,-- неопред?ленно промычало что-то подъ желтой простыней. -- Такъ знаете-ли, что я скажу вамъ: напрасно вы совались на амплуа судьбы -- вершительницы вс?хъ д?лъ челов?ческихъ. Не по плечу это вамъ!
-- О, Господи! Почему?!
-- Вамъ можно дов?рить кое-что? Ум?ете вы держать языкъ за зубами?
-- Ну?!
-- Этотъ ребенокъ не мужній, a мой. Отъ меня. Черезъ три м?сяца посл? свадьбы "венгерка", какъ вы ее называете, охлад?ла къ своему худосочному супругу и подарила своею любовью меня. Вотъ вамъ и судьба!..
-- Вы даете честное слово?
-- Даю честное слово.
И об? фигуры погрузились посл? этого въ безмолвіе -- и та, что подъ б?лой простыней, и та, что подъ желтой. Замерли подъ зноемъ, даже не пошевельнувшись.
Я въ это время усп?лъ уже од?ться и ушелъ, такъ и не увид?въ никогда больше людей подъ простынями -- ни самоув?реннаго зам?стителя судьбы, ни его соперника на этомъ скользкомъ поприщ?.
Боже мой! Можетъ быть, если бы я и поднялъ эти дв? простыни -- желтую и б?лую -- подъ ними-бы ничего не оказалось, кром? безформенныхъ грудъ песку, насыпаннаго подвижнымъ отпрыскомъ многолюбивой венгерки, потому что -- мало-ли что можетъ пригрезиться расплавленному свир?пымъ солнцемъ мозгу...
СКЕПТИКЪ.
I.
Восемь л?тъ тому назадъ мн? пришлось прожить около двухъ нед?ль въ одномъ изъ небольшихъ городковъ Харьковской губерніи -- именно, въ Зміев?.
Жить пришлось y сид?лицы казенной винной лавки, бойкой расторопной женщины, которая д?лала десятокъ д?лъ сразу -- усп?вая продавать меланхоличнымъ зміевскимъ пьяницамъ водку, готовить мн? об?дъ и, кром? того, въ промежуткахъ ругательски-ругать своего сына Стешу.
Стеша былъ молодецъ девятнадцати л?тъ, всю свою недолгую жизнь пробродившій изъ угла въ уголъ, самоуглубленный дурень, л?нивый, какъ корова, и прожорливый, какъ удавъ.
Съ утра, возставъ отъ сна, онъ умывался, аккуратно напивался чаю, и опять ложился на диванъ -- неофиціально,-- какъ онъ говорилъ. Такъ, лежа на диван? и перелистывая "Ниву" за 1880 годъ -- ждалъ об?да.
-- Ты хоть бы ч?мъ-нибудь занялся!-- кричала сид?лица винной лавки, выглядывая изр?дка изъ дверей.
-- A ч?мъ я займусь тамъ,-- возражалъ Стеша хриплымъ голосомъ.
-- О, Господи! Другіе люди, какъ люди! Служатъ, д?ло д?лаютъ, a этотъ, какъ колода!.. Нислимо-ли это -- здоровый молодой челов?къ, и ц?лыми днями
