Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Черным по белому » Аркадий Аверченко, Черным по белому, страница 30

Аркадий Аверченко, Черным по белому, страница 30

желаю. Я хочу жить полной жизнью. Конечно, вы можете меня прогнать, но — куда же мн? пойти? Если я пришелъ сюда, значитъ, больше некуда. Ахъ, г. околоточный! Русскій челов?къ носитъ въ себ? особую тоску.

            — Будьте добры не м?шать мн?.

            — Куда же я пойду? Чрезвычайно хочется какихъ нибудь увеселеній.

            — Ну… пойдите въ кинематографъ. Часа черезъ два откроется.

            — Мерси! Вотъ видите — д?льный сов?тъ. Я зналъ, куда иду! Начальство — оно распорядится! Разр?шите посид?ть тутъ на диванчик?, подождать открытія.

            — Сидите. Только не шумите. Вамъ что, господинъ?

            — Жена отъ меня ушла. Нельзя ли…

            — A вы чего же смотр?ли?

            — Ахъ, да разв? за ними усмотришь? Спрашивается, чего ей недоставало?

            — Да… Женщины народъ загадочный. Все ищутъ такого, чего и на св?т? н?тъ. Престранная публика. Подозр?ніе на кого-нибудь им?ете?

            — Тутъ даже и подозр?нія никакого н?тъ; сб?жала съ штабсъ-капитаномъ Перцовымъ.

            — A вы чего же смотр?ли?

            — A вотъ вы спросите. Пріятелемъ моимъ считался, на билліард? вм?ст? играли и — на теб?!.. Подсид?лъ.

            — Да-а… Въ семейной жизни всегда нужно быть на чеку,— говоритъ устало околоточный, закуривая папиросу.— Можно вамъ предложить? Семейная жизнь это, какъ говорится, осаждаемая кр?пость. Женщины любятъ все романичное, a мужья ходятъ по утрамъ простоволосые, въ расхрыстанной рубашк? и туфляхъ на босу ногу. A женщина лакированный ботфортъ любитъ. Нравственная глубина не такъ ее интересуетъ, какъ пріятный блескъ вн?ш… Теб? чего?

            — Ну, вы еще заняты, такъ я себ? немножечко, ваше благородіе, подожду. Таки каждый челов?къ долженъ ожидать, когда ихъ высокоблагородіе заняты. Вы ужъ, пожалуйста, не кричите…

            — Да ты по какому д?лу?

            — Маленькое себ? д?ло. Къ моей жен? за?хала изъ Варшавы на минуточку свояченица, ну, такъ она им?етъ варшавское правожительство. Я говорю господину паспортисту…

            — Хорошо. Зайдешь къ тремъ часамъ, когда посвободн?е будетъ. Вамъ чего, барышня? Не плачьте.

            — Можно такъ д?лать? Говорилъ: «люблю, люблю», a теперь вытянулъ все, обобралъ и ушелъ… Оставилъ, въ чемъ мать родила.

            — Кто такой?

            — Приказчикъ отъ «Обонгу». Прямо-таки оставилъ, въ чемъ мать родила.

            — A вы чего же смотр?ли?

            — Такъ если онъ говорилъ, что любитъ. Божился, крестился, землю ?лъ. A теперь что я?.. Въ чемъ мать родила!

            Это не бол?е, какъ поэтическая метафора, потому что огромная шляпа на голов? д?вицы никогда не позволила бы ей появиться въ такомъ вид? на этотъ горестный св?тъ.

            — Хорошо,— говоритъ околоточный.— Вы гд? въ него влюбились? Въ нашемъ участк?? Будьте покойны,— мы примемъ м?ры!

            Пишущій эти строки долго сидитъ на потертомъ деревянномъ диванчик? и любуется этимъ калейдоскопомъ кухарокъ, квартирантовъ, привид?ній, пьяныхъ и обманутыхъ мужей.

            И вотъ, выждавъ свободную минуту, я встаю съ диванчика и подхожу къ обезсиленному, отуп?вшему околоточному.

            — Вамъ что угодно?

            — Темы н?тъ, г. околоточный.

            — Какой темы?

            — Для разсказа.

            — A вы чего-же смотр… Да я-то тутъ причемъ,