считается высшимъ шикомъ пускать въ ходъ такія слова, которыхъ до него никто не слыхивалъ; да и онъ самъ завтра на тотъ-же вопросъ отв?титъ иначе… Что-нибудь врод?: «ничего, тилибонимся» или «ничего, тарарыкаемъ».
A въ перевод? на русскій языкъ этотъ краткій діалогъ очень простъ:
— Какъ поживаешь, Миша?
— Ничего, помаленьку.
Тугоуздовъ познакомилъ меня съ Васей, познакомилъ съ Мишунчикомъ, и не успокоился до т?хъ поръ, пока не взялъ съ нихъ слово ?хать вм?ст? съ нами ужинать къ Яру.
— Н?тъ, н?тъ, ужъ вы не отвертитесь. По?демъ, чепурыхнемъ (или чебурахнемъ — не помню).
Когда мы вернулись и с?ли на м?сто, я спросилъ Тугоуздова:
— Кто это такіе, твои друзья?
— A чортъ ихъ знаетъ,— беззаботно отв?чалъ онъ, не отрывая бинокля отъ глазъ.
— Ч?мъ они занимаются?
— Такъ просто… Москвичи. Кажется, хорошіе ребята. Впрочемъ, я фамилію-то ихнюю забылъ. Не то Кертингъ и Полосухинъ, не то Димитрюковъ и Зв?здичъ. Тотъ, что Зв?здичъ, очень хорошо анекдоты разсказываетъ.
И закончилъ н?сколько неожиданно:
— Д?ляга.
II.
Когда прі?хали къ Яру — насъ уже ждалъ накрытый столъ.
— Все, какъ сл?дуетъ?— жизнерадостно спросилъ Тугоуздовъ склонившагося къ нему метрдотеля.
— Извольте вид?ть!
— Чего тамъ изволить! Коньячишку дрянь поставили. Ты, братецъ, дай чего-нибудь этакого… старенькаго.
— Извольте-съ. Есть очень хорошіе коньяки 1820 года — только долженъ предупредить, Николай Савичъ — тово-съ! Семьдесятъ пять монетъ бутылочка.
— Ты, братецъ, глупъ,— поморщился Тугоуздовъ.— Скажи, Тугоуздовъ когда-нибудь торговался?!
— Никакъ н?тъ.
— То-то и оно. Живешь-то в?дь одинъ разъ! В?рно, ребятки?
— В?рно,— подтвердилъ Мишунчикъ.
Шумно уселись за столъ.
— Эхъ-ма! Ходи изба, ходи печь!— кричалъ Тугоуздовъ. Шире дорогу, коньякъ въ горло идетъ! Пейте разумное, доброе, в?чное!
…Мальчишка подошелъ къ намъ, держа въ рук? три розы, и заявилъ Тугоуздову:
— Вотъ вамъ прислали… С ъ того столика. Господа Шинкун?вы.
— Ге! Спасибо! Вспомнили стараго Тугоуздова. Стой, паренекъ! Сколько y тебя этого товару есть?
— Да хоть десятокъ, хоть два.
— Ну, вотъ, и волоки два! Отнеси имъ съ записочкой, поблагодари! Стой, напишу.
Цв?ты были отосланы съ игривой запиской Тугоуздова: «Ку-ку! A вотъ и я, здравствуйте, какъ пошевеливаетесь? Пьемъ за ваше, съ криками ура!»
Подъ запиской онъ заставилъ подписаться насъ вс?хъ, несмотря на мои мольбы и указанія, что это неудобно.
— Ничего, ничего! Живемъ-то одинъ разъ… Эхъ-ма!
Мн? сталъ нравиться этотъ стихійный, широкій, безудержный челов?къ:
— Вотъ онъ, московскій-то размахъ,— подумалъ я.— Москва кутитъ, дымъ столбомъ!
— Что тамъ y васъ еще?— спросилъ Тугоуздовъ метрдотеля.
— Еще горячая закуска заказана, потомъ уха, потомъ котлетки валлеруа…
— Къ чорту твои закуски. Давай намъ ухи… Эхъ-ма! Настоящей русской стерляжьей ушицы съ растегайчиками. Гопъ-гопъ!.. Настоящее исконные растегайчики!
— Виноватъ,