Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Черным по белому » Аркадий Аверченко, Черным по белому, страница 37

Аркадий Аверченко, Черным по белому, страница 37

господа,— солидно говорилъ швейцаръ.— Поздно. Теперь разв? къ намъ? Теперь къ Жану время ?хать.

            — А, д?йствительно, — спохватился Тугоуздовъ.— Что же это мы, братцы, бобы разводимъ, когда уже шесть часовъ.

            — A что?

            — Да уже в?дь къ Жану можно ?хать. Блинковъ по?димъ, водочки. Все равно, спать-то ужъ гд?-же.

            — Какой ужъ сонъ,— резонно подтвердилъ Вася,— седьмой часъ.

            — Люди вотъ уже на рынокъ идутъ, a мы — спать?— подхватилъ и Мишунчикъ. (Кстати, онъ оказался не Кертингомъ и не Димитрюковымъ, a Жбанниковымъ, a Вася — Сычугомъ. Его національность выяснить не удалось).

         

 

      IV.

           

            У Жана л?ниво ?ли блины съ икрой и пили водку. День смотр?лъ въ окно, и мн? было какъ-то стыдно за наше безпутство. Тугоуздовъ заявилъ, что онъ можетъ бутылку шампанскаго открыть ладонью, хлопнувъ ею по донышку бутылки. Разбилъ дв? бутылки и сталъ плясать съ Васей неприличный танецъ.

            Я, еле ворочая языкомъ, прожевывалъ толстый блинъ и все время силился открыть тяжелыя, будто чужія, в?ки.

            И самъ себя упрекалъ я:

            — Н?тъ, не годишься ты, братъ. Н?тъ въ теб? этакого непосредственнаго веселья… Ко всему относишься ты съ критикой, съ придиркой. Н?тъ въ теб? этакого… русскаго. Вотъ они настоящіе русскіе люди!

            Настоящіе русскіе люди выбрались на св?жій воздухъ только въ десять часовъ утра; притомъ Вася и Мишунчикъ куда-то исчезли, a мы остались съ Тугоуздовымъ посреди залитой солнцемъ улицы; солнечный св?тъ сл?пилъ воспаленные глаза.

            — Хорошо погуляли, — хрипло засм?ялся Тугоуздовъ.— Я къ теб? въ гостиницу — спать. Можно? Дома, въ гостиниц?, онъ захот?лъ чернаго кофе съ коньякомъ и улегся только въ дв?надцатомъ часу.

            Заснулъ и я.

         

 

      V.

           

            Проснулся я около шести часовъ вечера. Тугоуздовъ сид?лъ за столомъ и что-то подсчитывалъ карандашемъ.

            — Что ты?— спросилъ я.

            Онъ обернулъ ко мн? недовольное лицо.

            — Вотъ, чортъ меня побери! Шестьсотъ рублей, какъ корова языкомъ слизала.

            — Ну, что ты говоришь? Положимъ, я тоже больше двухсотъ истратилъ. Ну, да ничего,— успокоилъ я осунувшагося Тугоуздова.— Живешь-то в?дь одинъ разъ.

            — Чортъ меня дернулъ этихъ двухъ прощалыгъ потащить… Пили, ?ли, хоть бы ц?лковый кому на см?хъ бросили…

            — Да в?дь ты же ихъ самъ тащилъ?

            — Да, ужъ… До старости доживу — все дуракомъ останусь. Эти идіотскіе цв?ты еще. У Яра тридцать ц?лковыхъ отдалъ, да въ «Стр?льн?» двадцать четыре. Кому это надо? Т? тоже идіоты, Шинкун?вы — нужно имъ было свои паршивые цв?ты присылать… Они-то мн? три розочки, a я — накося! На эти тридцать рублей три дня жить можно… И вотъ я теперь уб?дился: никогда сразу не нужно заказывать закуску и ужинъ. Закуской-то налопаешься, a ужина никто и не ?стъ. A въ счетъ-то его ставятъ… Не подарятъ!

            — Ну, что-жъ, — вздохнулъ я. — Что съ возу упало, то и пропало. Постарайся забыть и начни новую жизнь.

            — Да, теб? легко говорить… Ты цыганъ-то не приглашалъ — я приглашалъ!.. В?дь я имъ, подлецамъ, почти триста рублей роздалъ. За что, спрашивается. Поорали, накричали въ уши разныхъ безсмысленностей и пошлостей