прекрасными толстыми губами (никогда y меня не будетъ такихъ толстыхъ губъ -- печально думалъ я):
-- Да ужъ получили бы они отъ меня гостинецъ...
-- A ты кого-нибудь убивалъ?
-- Да... бывало...-- з?вота и плевокъ прерывали его р?чь (прекрасная з?вота! чудесный неподражаемый плевокъ!) -- въ Перекоп? четырехъ зар?залъ.
Это чудовищное преступленіе леденило мой мозгъ. Что за страшная личность! Что ему, въ сущности, стоитъ зар?зать сейчасъ и меня, безпомощнаго челов?ка.
-- A знаешь, Алекс?й, -- говорю я, гладя заискивающе его угловатое плечо,-- я y папы для тебя сегодня выпрошу двадцать папиросокъ.
-- Просить не надо,-- разсудительно качаетъ головой этотъ худощавый головор?зъ.-- Лучше украдь потихоньку.
-- Ну, украду.
-- A что, Алекс?й, если бы тебя кто-нибудь обид?лъ?.. Что бы ты...
-- Да ужъ разговоръ короткій былъ бы...
-- Убилъ бы? Задушилъ?
-- Какъ щененка. Одной рукой.
Онъ цинично см?ется. У меня по спин? ползетъ хо лодокъ:
-- A папу... Ну, если бы, скажемъ, папа отказалъ теб? отъ м?ста?
-- A что-жъ твой папа? Брилліантовый, что-ли? Туда ему и дорога.
Посл? такого разговора я ц?лый день бродилъ, какъ потерянный, нося въ сердц? безм?рную жалость къ обреченному отцу. О, Боже! Этотъ большой высокій челов?къ все время ходилъ по краю пропасти, и даже не зам?чалъ всего ужаса своего положенія. О, если бы суровый Алекс?й смягчился...
Поваръ Никодимовъ, изгрызанный жизнью старичекъ, былъ челов?къ другого склада: онъ былъ скептикъ и пессимистъ.
-- Къ чему все это?-- говаривалъ онъ, сидя на скамеечк? y воротъ.
-- Что такое?-- спрашивалъ собес?дникъ.
-- Да это... все.
-- Что все?
-- Вотъ это: деревья, дома, собаки, пароходы? Собес?дникъ бывалъ озадаченъ.
-- А... какъ же?
-- Да никакъ. Очень просто.
-- Однако же...
-- Чего тамъ "однако же!". Глупо. Я, наприм?ръ, Никодимовъ. Да, можетъ быть, я желаю быть Альфредомъ? ! Что вы на это скажете?
-- Не им?ете права.
-- Да? Мерси васъ за вашу глупость. A они, значитъ, им?ютъ право свое это ресторанное заведеніе называть "Венеціанскій карнавалъ"? Почему? Что такое? Гд? карнавалъ? Почему венеціанскій? Безсмысленно. A почему, наприм?ръ, я въ желе не могу соли насыпать? Что? Невкусно? A почему въ супъ -- вкусно. Все это не то, не то, и не то.
Въ глазахъ его читалась скорбь.
Однажды мать подарила ему почти новые отцовскіе башмаки. Онъ взялъ ихъ съ благодарностью. Но, придя въ свою комнату, поставилъ подарокъ на столъ и за стоналъ:
-- Все это не то, не то, и не то!
Пахло отъ него жаренымъ лукомъ. Если Алекс?я я любилъ и гордился имъ, если къ Никодимову былъ равнодушенъ, то поваренка Мотьку ненавид?лъ вс?мъ сердцемъ. Этотъ мальчишка оказывался всегда впереди меня, всегда на первомъ м?ст?.
-- A что, Мотька,-- самодовольно сказалъ я однажды,-- мн? мама сегодня дала рюмку водки на зубъ подержать -- y меня зубъ бол?лъ. Прямо огонь!
-- Подумаешь -- счастье! Я иногда такъ нар?жусь водкой, какъ свинья. Пьешь, пьешь, чуть не лопнешь. Да, и, вообще, я веду нетрезвый образъ
