темной столовой наша семья до?дала запасы консервовъ и паштетовъ, какіе-то мрачные, злов?щіе выползшіе изъ нев?домыхъ трущобъ родственники съ карканьемъ пили изъ стакановъ вино -- остатки погреба "Венеціанскаго карнавала",-- a въ кухн? поваръ Никадимовъ сид?лъ на табуретк? съ грязнымъ узелкомъ въ рукахъ и шепталъ саркастически:
-- Все это не то, не то и не то!..
Посуда была свалена въ кучу въ темномъ углу, a Мотька сид?лъ верхомъ на ведр? и чистилъ картофель -- больше для собственной практики и самоуслажденія, ч?мъ по необходимости.
Я бродилъ среди этого разгрома, закаляя свое н?жное д?тское сердце, и мн? было жалко всего -- Никодимова, скатертей, кастрюль, драпировокъ, Алекс?я и выв?ски, потускн?вшей и осунувшейся.
Отецъ позвалъ меня.
-- Сходи, купи бумаги и большихъ конвертовъ. Мн? нужно кое-кому написать.
Я од?лся и поб?жалъ. Вернулся только черезъ полчаса.
-- Почему такъ долго?-- спросилъ отецъ.
-- Да тутъ нигд? н?тъ! Вс? улицы об?галъ... Пришлось идти на Большую Морскую. Прямо ужасъ.
-- Ага... -- задумчиво прошепталъ отецъ. -- Такой большой раіонъ и ни одного писчебумажнаго магазина. А... гм... Не идея-ли это? Попробую-ка я открыть тутъ писчебумажный магазинъ!..
-- A что, -- говорилъ я Мотьк? вечеромъ того-же дня.-- A отецъ открываетъ конверточный магазинъ.
-- Большая штука! -- вздернулъ плечами этотъ ана?емскій поваренокъ.-- A моя матка отдаетъ меня къ сапожнику. Сапожникъ, братъ, какъ треснетъ колодкой по головешкъ -- такъ и растянешься. Какой челов?къ слабый -- то и сдохнетъ. Это теб? не конверты!
И въ сотый разъ увид?лъ я, что ни мн?, ни отцу не угнаться за этимъ практичнымъ ребенкомъ, который такъ ум?ло и ловко устраивалъ свои делишки.