Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Чудеса в решете » Аркадий Аверченко, Чудеса в решете, страница 28

Аркадий Аверченко, Чудеса в решете, страница 28

вопросъ:

            — А любитъ васъ ваша будущая жена?

           

            Прохожій.

            У прохожаго было такое веселое полупьяное располагающее къ себ? лицо, что собиравшійся жениться челов?къ улыбнулся прохожему и сказалъ:

            — А я, знаете, женюсь.

            — И дуракъ.

            Растерялся собиравшійся жениться:

            — То есть?

            — Да ужъ будьте покойны.

            И, нырнувъ въ толпу, не догадался спросить этотъ прохожій…

            — А любитъ васъ ваша будущая жена?

           

            Другъ.

            — Я женюсь, — сказалъ онъ своему другу.

            — Вотъ теб? разъ!

            Посл? н?котораго молчанія, сказалъ другъ:

            — А какъ же я? Значитъ нашей дружб?, крышка?

            — Почему же? Мы, попрежнему, останемся друзьями.

            И только тутъ задалъ другъ вопросъ, который не задавалъ никто:

            — А любитъ тебя твоя будущая жена?

            Взоръ челов?ка, собиравшагося жениться, слегка затуманился.

            — Не знаю. Думаю, что не особенно…

            Другъ, что-то соображая, пожевалъ губами.

            — Красивая?

            — Очень.

            — М-да… Н-да… Тогда конечно… Въ общемъ, я думаю: отчего бы теб? и не жениться?

            — Я и женюсь.

            — Женись, женись.

            Холодно и неуютно живется намъ на б?ломъ св?т?. Какъ тараканамъ за темнымъ выступомъ остывшей печи.

           

         

 

      ЗНАТОКЪ ЖЕНСКАГО СЕРДЦА.

      I.

            Когда на Макса Двуутробникова нападалъ приливъ откровенности, онъ простодушно признавался:

            — Я не какой-нибудь тамъ особенный челов?къ… О, н?тъ! Во мн? н?тъ ничего этакого… небеснаго. Я самый земной челов?къ.

            — Въ какомъ смысл? — земной?

            — Я? Реалистъ-практикъ. Трезвая голова. Ничего небеснаго. Только земное и земное. Но психологъ. Но душу челов?ческую я понимаю.

            Однажды, сидя въ будуар? Евдокіи Серг?евны и глядя на ея распухшіе отъ слезъ глаза, Максъ пожалъ плечами и сказалъ;

            — Плакали? Отъ меня ничего не скроется… Я психологъ. Не нужно плакать. Отъ этого н?тъ ни выгоды, ни удовольствія.

            — Вамъ бы только все выгода и удовольствіе, — покачала головой Евдокія Серг?евна, заправляя подъ наколку прядь полус?дыхъ волосъ.

            — Обязательно. Вся жизнь соткана изъ этого. Конечно, я не какой-нибудь тамъ небесный челов?къ. Я — земной. Но въ окружающей жизни разбираюсь во какъ.

            — Да? А я вотъ вдвое старше васъ, a не могу разобраться въ жизни.

            Она призадумалась и вдругъ р?шительно повернула заплаканное лицо къ Максу.

            — Скажите: Мастаковъ — пара для моей Лиды или не пара?

            — Мастаковъ-то? Конечно, не пара.

            — Ну, вотъ: то же самое и я ей говорю. А она и слышать не хочетъ. Влюблена до нев?роятности. Я ужъ, знаете, — гр?шный челов?къ, — пробовала и наговаривать на него и отрицательныя стороны его выставлять — и ухомъ не ведетъ.

            — Ну, знаете… Это смотря какія стороны выставить… Вы что ей говорили?

            — Да ужъ будьте покойны — не хорошее говорила: что онъ и картежникъ, и мотъ, и женщины за нимъ б?гаютъ, и самъ онъ-де къ женскому полу не равно душенъ… Такъ расписала, что другая бы и смотр?ть не стала.

            — Мамаша! Простите, что я называю васъ мамашей, но… въ ум? ли вы?