Аркадий Тимофеевич Аверченко
(1881—1925)
Главная » Чудеса в решете » Аркадий Аверченко, Чудеса в решете, страница 44

Аркадий Аверченко, Чудеса в решете, страница 44

            — Какой вы странный.

            — Да… Меня вс? находятъ страннымъ. Я не такой, какъ другіе.

            — А какой же вы?

            — Какой? Да, знаете, долго говорить. Но только вы меня не должны бояться.

            — Почему у васъ такая рука холодная?

            — Сердце горячее.

            Долгая пауза.

            — Викторъ Михайловичъ!

            — Ну?

            — О чемъ вы такъ глубоко задумались?

            — Что? Эхъ!.. Не стоитъ говорить. Н?тъ. Нельзя. Не разспрашивайте.

            — Нав?рное, о какой-нибудь изъ вашихъ много численныхъ симпатій?

            — О, Марья Николаевна… Какъ вы далеки отъ истины!

            — Ольга я Николаевна! Какая я вамъ Марья Николаевна?! Съ к?мъ вы меня путаете?..

            — Это я нарочно назвалъ васъ Марьей Николаевной, чтобы посмотр?ть: ревнивая ли вы?

            — Да ужъ вы сум?ете вывернуться. Васъ на это взять.

            И своеобразная гордость прозвучала въ голос? Ольги Николаевны. Будто она уже начала гордиться своимъ собес?дникомъ.

            — Такъ о чемъ же вы такъ задумались?

            — О чемъ? В?рн?е — о комъ.

            — Ну, о комъ?

            — Н?тъ, зач?мъ, Map… Ольга Николаевна! Лучше не говорить… Скажу только одно; ваше имя надолго запечатл?ется въ моемъ сердц?, какъ что-то милое дорогое и сладко-печальное.

            — Ну, не надо быть такимъ… Ей Богу, вы странный. Такъ о комъ же вы думали?

            — Сказать? А вы не разсердитесь?

            — Н?тъ. Почему же?

            — Вотъ если вы меня поц?луете, тогда скажу.

            — Съ какой же стати я васъ буду ц?ловать! Нельзя. Я замужемъ.

            — Серьезно?!

            — Конечно.

            Пауза.

            — Ну, такъ что жъ такое, что вы замужемъ?

            — Какъ что? Вотъ, ей Богу… Какой вы странный.

            — Жизнь меня сд?лала страннымъ, милая Оля.

            — Не см?йте меня такъ называть.

            — Хорошо, Оля. Не буду.

            — То-то. Такъ о комъ же вы думали?

            — О васъ.

            — Интересно знать, что-же вы обо мн? думали?

            — Я думалъ: сколько вы счастья можете дать тому челов?ку, который васъ полюбитъ.

            — Нав?рное, вс?мъ женщинамъ говорите то же самое.

            — Я?! Н?тъ. Чего мн?! Только вамъ и говорю.

            — Отчего вы такой печальный, Викторъ Михайловичъ?

            — У меня жизнь печально сложилась, Оленька.

            — Б?дный мой, б?дный; ну, дайте, я васъ по головк? поглажу. Оставьте: Пустите! Не см?йте меня ц?ловать! Я кричать буду!

            Лежа у себя на кровати, я нервно насторожился, вотъ сейчасъ раздастся пронзительный крикъ.

            Крика не было. Тишина, на секунду прерванная звукомъ поц?луя, царила за окномъ.

            — Слушайте, если вы будете такъ себя вести — я уйду.

            — Ну, не надо уходить.

            — Да ужъ я знаю васъ — вы ум?ете женщинъ уговаривать. Дайте слово, что больше этого не будетъ.

            — Чего?

            — Вотъ этихъ… поц?луевъ…

            — Дамъ слово… Съ однимъ условіемъ, — чтобы завтра вы пришли ко мн?. Я покажу вамъ свои рисунки. Вы любите искусство?

            — Страшно!

            — Ну, вотъ видите. Вы такая чуткая, понимающая и вдругъ заброшены въ эту глушь. Я понимаю, каково вамъ приходится. У васъ красивая душа. Такъ придете?

            — Я приду съ однимъ условіемъ: дайте мн? слово,