д?тскому уху тонъ прозвучалъ въ словахъ этого бл?днаго, заросшаго бородой раненаго
Я съ недоум?ніемъ погляд?лъ на него и спросилъ
-- Вы это мн??
-- Такъ-то, не узнавать старыхъ друзей? Погоди попадешься ты на нашей улиц?, -- узнаешь, что такое Ванька Аптекар?нокъ.
-- Аптекаревъ?!
Страшный Мальчикъ лежалъ передо мной, слабо и ласково улыбаясь мн?.
Д?тскій страхъ передъ нимъ на секунду выросъ во мн? и заставилъ и меня и его (потомъ, когда я ему признался въ этомъ) разсм?яться.
-- Милый Аптекар?нокъ? Офицеръ?
-- Да.
-- Раненъ?
-- Да. (И, въ свою очередь): Писатель?
-- Да.
-- Не раненъ?
-- Н?тъ.
-- То-то. А помнишь, какъ я при теб? Сашку Ганнибоцера вздулъ?
-- Еще бы. А за что ты тогда "до меня добирался"?
-- А за арбузы съ баштана. Вы ихъ воровали и это было нехорошо.
-- Почему?
-- Потому что мн? самому хот?лось воровать.
-- Правильно. А страшная у тебя была рука, н?что въ род? жел?знаго молотка. Воображаю, какая она теперь...
-- Да, братъ, -- усм?хнулся онъ. -- И вообразить не можешь.
-- А что?
-- Да вотъ, гляди.
И показалъ изъ-подъ од?яла короткій обрубокъ.
-- Гд? это тебя такъ?
-- Батарею брали. Ихъ было челов?къ пятьдесятъ. А насъ, этого... Меньше.
Я вспомнилъ какъ онъ съ опущенной головой и закинутой назадъ рукой, сл?по бросался на пятерыхъ, -- и промолчалъ.
Б?дный Страшный Мальчикъ!
* * *
Когда я уходилъ, онъ, пригнувъ мою голову къ своей, поц?ловалъ меня и шепнулъ на ухо:
-- За к?мъ теперь стрядаешь?
И такая жалость по ушедшемъ сладкомъ д?тств?, по книжк? "Родное Слово" Ушинскаго, по "большой перем?н?" въ саду подъ акаціями, по украденнымъ пучкамъ сирени, -- такая жалость затопила наши души, что мы чуть не заплакали.
