и мартелевского коньяку — деликатнейшее чутье испанской ищейки.
-Такто вы меня принимаете, лизоблюды?!- загремел Новакович, схватывая своими страшными руками тщедушного Кузю и усаживая его на высокий книжный шкаф.- А я все стараюсь, ночей для вас не сплю!..
-Телохранитель,- жалобно попросил Кузя.- Сними меня, я больше не буду.
-Сиди!
-Телохранитель! Я знаю, твоя доброта превосходит твою замечательную силу. Сними меня. У тебя тело греческого бога…
Новакович самодовольно усмехнулся и, как перышко, снял Кузю со шкафа.
-Тело греческого бога,- добавил Кузя, прячась за кресло,- а мозги, как греческая губка.
Раздался писк мыши в могучих кошачьих лапах — снова Кузя, как птичка, вспорхнул на шкаф.
-Меценат!- прогремел Новакович.- Вы скучаете?
-Очень. Ты ж видишь. У этих двух слизняков нет никакой фантазии.
-Меценат! Можете заплатить за хорошее развлечение 25 рублей?
-Потом.
-Нет, эти денежки — мои кровные. Предварительные расходы. Надо вам сказать, ребята, что нынче утром выхожу я из дома, сажусь в экипаж…
-В трамвай!..- как эхо отозвался с высоты Кузя.
-Ну, в трамвай, это не важно. Подкатываю к ресторану…
-…называемому харчевней,- поправил Кузя.
-Что? Ну, такое, знаете… Кафе одно тут. Вроде ресторана. Сажусь, заказываю бутылочку шипучего…
-…кваса,- безжалостно закончил Кузя.
-Чтоо?- грозно заревел Новакович.
-Сними меня — тогда ври, сколько хочешь. Слова не скажу.
-Сиди, бледнолицая собака. Ну, ребята, долго ли, коротко ли — неважно, но познакомился я в этом кафе с одним молодым человеком… Ароматнейший фрукт! Бриллиантовая капля росы на весеннем листочке! Девственная почва. Представьте — стихи пишет!! А? Каков подлец?! Будто миру мало одного Мотылька, пятнающего своими стихирами наш и без того грязный земной шарик!
-Телохранитель!- прошипел, как разъяренный индюк, Мотылек.- Не смей ругать мою землю. В Писании о тебе сказано: из земли ты взят, в землю и вернешься. И чем скорее, тем лучше.
-Ага! Не любишь беспристрастной критики?! Кстати, вы знаете, какие стихи мастачит мой новый знакомый? Я запомнил только четыре строчки:
В степи — избушка.
Кругом — трава.
В избе — старушка
Скрипит едва…
-Каково? Запомните, чтоб цитировать. Я его с собой привел.
-Кого?!
-Этого самого. Внизу ждет. Я ему сказал, что это очень аристократический дом, где нужно долго докладывать.
В скучающих глазах Мецената загорелось, как спичка на ветру, ленивое любопытство.
-Веди его сюда, Новакович. Если он действительно забавный,- пусть кормится. Нет — сплавим.
-Двадцать пять рублей,- хищно сказал Новакович,- я на него потратил. ЕйБогу, имея вас в виду! Верните, Меценат.
-Возьми там. В ящике стола. Вы, дьяволы, для меня хоть бы раз чтонибудь бесплатно сделали.
-Ах, милый Меценат. Житьто ведь надо. Хорошо вам, когда сделал в чековой книжке закорючку,- и сто обедов с шампанским в брюхе. А мы народ трудящийся.
Когда он прятал вынутые из ящика деньги, Мотылек сказал, поглаживая жилетный карман:
-Телохранитель! Ты теперь обязан из этих денег внести четыре рубля за мои часы в ломбарде. Иначе я испорчу твоего протеже. Все ему выболтаю — как ты его Меценату продаешь.
Меценат удивился:
-Опять деньги на часы? Да ведь ты у меня вчера взял на выкуп часов?!
-Не донес! Одной бедной старушке дал.
-Не той ли, что скрипит в избушке, а кругом трава?
-Нет, моя старушка городская.
-Как теперь быстро стареют женщины,- печально сказал Кузя сверху.- В двадцать два года — уже старушка.
Мотылек покраснел:
-Молчи там, сорока на крыше!
Вышедший во время этого разговора Новакович вернулся, таща за руку так разрекламированную им «бриллиантовую каплю росы».
Глава 3. Куколка
Это был застенчивый юноша, белокурый, голубоглазый, как херувим, с